Гой. Пётр Межурицкий
Сам Шломо выбирать между дочерьми и внуками не хотел, свалив эту нечеловеческую задачу на Совет. И на обсуждении этого вопроса он присутствовать отказался. Выйдя из комнаты собрания, он прошелся по прихожей, после чего остановился у окна, выходящего на улицу, и взгляд его застыл на здании кирхи, высившейся напротив наискосок.
Нарочно ли предыдущие поколения Хранителей выбрали для своих собраний квартиру с видом на Кирху? Об этом Шломо Евсеич мог только догадываться. Знанием истории местного отделения Тайного общака обладали лишь председатель, его заместитель и один из Хранителей, имени которого не знал никто, включая председателя. Бог весть, кто его назначал.
Около десяти лет назад из этого же окна Шломо наблюдал, как трое рабочих, забравшись на самый верх башни, обвязали устремленный ввысь крест могучими тросами, другие концы которых сбросили вниз, где их коллеги подцепили концы к трактору. Проделав эту операцию, верхолазы спустились на землю, и тогда прозвучала команда. Взревел двигатель, тросы натянулись, и трактор как бы встал на дыбы. Передняя его часть оторвалась от земли, но тракторист, сам напрягшийся, как тросы, не дал слабину, продолжая давить на газ. И в какой-то момент новейшая техника взяла верх над старинным строительством. Крест, словно нехотя, накренился, ощутивший начинающую возвращаться к нему способность к свободе передвижения трактор медленно двинул вперед вдоль по улице. И крест рухнул.
Толпа, стоявшая за милицейским оцеплением, дрогнула. Дрогнуло и само оцепление. Отпрянул от окна и Шломо Евсеич. На мгновение показалось, что он стал свидетелем разрушения Иерусалимского храма, вот только непонятно, какого именно – Первого или Второго.
Поток воспоминаний был прерван приглашением зайти в комнату собраний. Это означало, что выбор сделан, и участь обеих дочерей и внуков Шломо Евсеича решена. Сейчас ему предстояло узнать, какой из его дочерей с детьми жить, а какой вместе с детьми погибнуть. И Шломо Евсеич молил в эту минуту Царя вселенной лишь о том, чтобы быть в их смертный час рядом с ними.
17.
До нападения Гитлера на сталинскую империю в Южной Пальмире проживало почти двести тысяч евреев, составлявших треть населения города. За каких-то четыре месяца войны евреев в городе осталась около половины от прежнего счастливого для них числа. Кого-то призвали в армию, кого-то эвакуировали в организованном порядке, в основном это были семьи советского начальства и научных работников. Судьба тех девяноста тысяч, что остались в городе, была предрешена, хотя ходили слухи, что румынская власть не будет устраивать евреям такой уж Холокост. Помучают только, примерно так, как евреев всегда в Европе и мучали, ну там ограбят на радость христианской публике, как это происходило в одной из комедий Шекспира, ну выселят из обжитых домов в чистое поле, ну вовсе из страны выгонят, так разве в Европе бывало когда-нибудь иначе? Это только за пару десятилетий советской власти в России евреи немного разбаловались, оказавшись так