Холодное блюдо. Крейг Джонсон
уже давно научился разговаривать с пьяницами, поэтому продолжил:
– Есть такие старые большие предохранители; если засунуть туда пенни, то они проведут ток?
Роджер рассмеялся.
– Да, это возможно, как возможно и то, что так ты расплавишь всю дешевую проводку в этой дыре и сожжешь нас всех заживо.
Я почти что прислонил Роджера к стойке, чтобы он не потерял равновесие во время разговора, взял свободный стул у края бара и сел между Роджером и Вонни.
– Вонни… – Ее глаза раскрывались немного шире, если ты обращался к ней напрямую, а потом прикрывались, будто она запоминала то, что ей говорили, и обдумывала это.
Я уже начал вспоминать, почему она мне нравилась, и продолжил:
– Видишь этого языческого красного дьявола за стойкой? – Ее взгляд на мгновение упал на Генри, а затем вернулся ко мне. – Они с Кади плетут какой-то заговор против меня.
Ее глаза снова округлились, и она второй раз повернулась к Генри.
– Это правда, Медведь? – Меня раздражало, что все местные женщины спокойно обращались к нему по имени.
– Этот белый несет какую-то хрень, – кивнул он в мою сторону.
Теперь мы словно в сериале. Я был Рэндольфом Скоттом, а он… не знаю, таким громадным индейцем, которого либо избили, либо убили к концу третьей серии.
– Это правда, он прошел государственную подготовку для участия в подобных тайных операциях.
Я указал на рамки на стене за баром, среди которых была обгоревшая карта Северного и Южного Вьетнама, Лаоса и Камбоджи. На этой карте были медали Генри из спецназа, «Пурпурное сердце», «За выдающуюся службу», «За храбрость» из Вьетнама и еще за несколько кампаний. Еще там висели черно-белые фотографии Генри с командирами пехотных взводов и его товарищем по службе Ло Чи, которого он перевез в Лос-Анджелес. Там даже была фотография со мной – мы были одеты в самые уродливые на свете гавайские рубашки в Сайгоне, во время трехдневной увольнительной в 1968 году.
– Видишь все эти медали на стене? На войне его обучили действовать всем на нервы. Обычный солдат вроде меня ни за что не сможет противостоять такой закаленной в боях занозе в заднице.
Мало кто знал темную историю группы спецназа, действовавшей за пределами Лаоса, но цифры говорили сами за себя: на каждого погибшего американского солдата приходилось по 100–150 вьетнамских военных. Медведь был деталью в одной из самых эффективных машин для убийства по обе стороны войны.
Лицо Генри приподнялось и наклонилось в сторону, когда выставленная рука приняла на себя вес его головы.
– Простой солдат? За время войны он всего лишь раз был близок к настоящей драке – когда проводил со мной три дня в Сайгоне. – Потом он заговорил шепотом, но я был почти уверен, что кроме меня этого никто не услышал. – Кроме Тета…
Я позволил Генри выбивать из Роджера бесплатную консультацию по починке электричества, а сам снова переключился на Вонни. Она смотрела в стеклянные глаза одной из антилоп за стойкой бара.
– Они красивые, –