Избранное. Олег Аркадьевич Белоусов
с родной матерью в пику отцу, однако я, кроме отвращения, от воображаемых «инцестуозных побуждений» к родной матери, никогда ничего не чувствовал. Может быть, тогда у меня уже произошло знаменитое психоаналитическое“вытеснение»… Я не мог подглядывать за родной матерью тогда в туалете – мне это было отвратительно до тошноты. Потом в туалет пришла тётя Наташа, – об отсутствии общей крови с которой, я тогда не ведал, – и здесь я почувствовал, что за ней подглядывать мне не казалось противно, как за любой чужой женщиной, и мы, все три брата, не сговариваясь насладились видом голой задницы нашей младшей неродной тёти, которая была старше нас на какие-то десять – пятнадцать лет. Потом мы ещё долго подглядывали за подвыпившими женщинами. По умолчанию, мы почему-то не могли подглядывать за своими родными матерями, а ещё за двумя очень жирными и бесформенными тётками из компании гостей.
Наконец, мы насытились живыми сексуальными картинками и пошли в дом обедать. Родители заставили нас помыться в самодельном уличном душе, потому что все мы оказались вымазаны в огородной земле и траве. После душа нас усадили на застеклённой веранде при доме, чтобы мы не слышали разговоров взрослых гостей, которые часто рассказывали похабные анекдоты, так как торгаши никогда не относились к изысканной публике. Нам принесли сначала осетровой ухи, затем со стола взрослых принесли половину запечённого молочного поросёнка, потом принесли большие бутерброды с маслом и чёрной икрой. Чёрной икры в зале на гостевом столе стояло огромное фарфоровое блюдо. Когда кто-то из женщин, которых мы недавно голыми разглядывали в туалете, заходил к нам на веранду, то мы не могли сдержать смеха, который непроизвольно вырывался с крошками из наших полных ртов.
Гости в большом зале дома сначала часто и громко смеялись, затем к вечеру полились песни, некоторые я припоминаю и сейчас.
Вот кто-то с горочки спустился,
Наверно, милый мой идёт.
На нём защитна гимнастёрка,
Она с ума меня сведёт.
Ближе к ночи, когда многие из гостей опьянели особенно сильно, все хором затянули трагическую песню, которую из-за популярности часто называли народной.
Меж высоких хлебов затерялося
Небогатое наше село.
Горе горькое по свету шлялося
И на нас невзначай набрело…
К ночи некоторые гости разъехались по домам, а самые близкие родственники и подруги матери улеглись в большой комнате около стола вповалку на застеленном матрасами и одеялами полу. Ещё долго я из своей детской комнаты слышал разговоры пьяных гостей, которые ходили всю ночь на улицу курить. Так хлебосольно отмечали свои праздники работники продуктовых магазинов в Советском Союзе, а вокруг нас, – что я замечал по жизни соседских мальчишек, когда бывал у них в гостях, – люди жили значительно скромнее.
Глава 3
Когда