Мы живем на Сатурне. Как помочь человеку с пограничным расстройством личности. Даша Завьялова
с ожогами, любое дело быстро становится ненавистным[2]. Депрессия, наркотики, опасные выходки, беспорядочный секс, анорексия и булимия – мы проходим через что угодно, лишь бы почувствовать себя живыми, понять, кто мы, где наши личные границы и как реагировать на этот мир.
Умирать страшно, жить невыносимо.
Кафкианский кошмар: все знают правила игры под названием жизнь – все, но не ты. И подозревать это ты начинаешь уже в детстве.
Пап, я хочу умереть
– Пап, – я жестом позвала его, чтобы он пошел поговорить со мной в ванную. Туда, где мама не услышала бы. – Пап, я хочу умереть.
Отец спрашивал, что случилось, говорил, подбирая слова, о том, как они любят меня.
Но какие могут быть слова, когда твой нормальный шестилетний ребенок приходит и говорит: «Я хочу умереть»? И ты точно знаешь: он понимает, о чем говорит.
Пограничное расстройство личности, как правило, начинает проявляться в подростковом возрасте. Но есть нюанс – признаки пограничного расстройства личности у взрослого похожи на состояние, переживаемое тинейджером: чувство пустоты, импульсивность, неспособность ответить на вопрос «Кто я?», невозможность пережить расставание, нестабильные отношения, трудности с управлением гневом…
Получается портрет обычного чувствительного подростка, у которого только формируется личность. Для 12–16-летнего человека это вполне допустимые характеристики – они могут внушать легкое беспокойство, но не являются безусловным основанием для психиатрического диагноза.
Поэтому детям и подросткам ставить диагноз «пограничное расстройство» сложно, да и не очень корректно[3]: они естественным образом проходят период эмоциональной нестабильности[4].
Бить тревогу надо только в том случае, если этот тревожный набор остается после пубертата (например, из-за нарушения выработки серотонина или дисфункции орбитофронтальной коры[5], усугубляющихся вследствие неэффективного воспитания).
В 1997 г. шестилетнему ребенку, которым я была, конечно, никто не поставил бы диагноз ПРЛ. В России даже сейчас психиатры не всегда способны распознать это расстройство, о чем я пишу в отдельной главе. Тем не менее еще до школы я познакомилась и с острым желанием умереть, и с расстройством идентичности.
Первую деперсонализацию[6] я испытала в пять лет.
Летним вечером 1996-го мы с родителями пошли провожать их друзей на железнодорожную станцию. Знаете, кого называют удобными детьми? Это такие малыши, которые сами себя занимают и ничего не натворят. Прямо как я – поэтому меня и отпустили прогуляться по платформе одну. Лето, запах остывающего асфальта, железной дороги и болот, звездное небо над головой. Эйфория.
Карманы уже переполнились камешками, стеклышками и веточками, а электричка все не приходила. Я села на кочку под фонарем и стала рассматривать то звезды, то свои руки. Странная это мысль: я существую.
И вдруг
Так происходит часто, но все-таки не всегда. Первой же фразой в книге автор демонстрирует ловушку черно-белого мышления, характерную для пациентов с ПРЛ. –
Официально диагноз «ПРЛ» подросткам действительно не ставят, автор прав. Тем не менее у специалистов есть «красные флажки» и для пациентов, не достигших 18 лет. –
Heather A. Berlin, Edmund T. Rolls, Susan D. Iversen. "Borderline personality disorder, impulsivity, and the orbitofrontal cortex,"
Деперсонализация – утрата чувства собственного «я». Может являться защитным механизмом при начале тяжелых психических заболеваний.