Кумач надорванный. Книга 2. Становление.. Игорь Бойков
крутился в гуще мечущихся тел, видя повсюду искажённые, взопрелые лица омоновцев, их белые, словно у пожарников, каски. Спотыкался об упавших, падал сам.
– Фашисты! Пиночетовцы! – крыли омоновцев проклятиями.
Демонстранты в отчаянном порыве прорвали и вторую цепь. Инстинкт подсказывал им, что рваться по Тверской дальше – единственный путь к спасению.
Вывернувшись из-под удара замахнувшегося на него омоновца, Валерьян нёсся вперёд с оставшимися на ногах демонстрантами. Отстающих, спотыкающихся хватали, заламывали, будто преступникам, руки, грубо тащили к автобусам и машинам, продолжая на ходу бить дубинками. Какой-то парень, прижатый к омоновскому автобусу, вскарабкался, спасаясь, на крышу, но через откидной люк его живо втащили за ноги внутрь. Кудрявая старушка, уже без берета, с кровавой гематомой в пол-лица, силилась подняться с мостовой, но никак не могла согнуть обездвиженную, очевидно сломанную ногу.
– Прокляты будьте, в‐в-выродки! – р ыдала она.
Перед демонстрантами появилась третья цепь. ОМОН действовал расчётливо: с каждым новым прорывом толпа, теряя десятки и сотни обессиленными, упавшими, затащенными в автобусы и машины, делалась всё малочисленнее. Терехова уже не было видно, и остающимися на Тверской людьми пытался командовать другой офицер – в обрызганной кровью шинели, со свисающим с левого плеча полуоборванным погоном.
– Руками сцепляйтесь! Не давайте себя растаскивать!
И, подавая пример, сам схватил под локти и притянул к себе другого офицера-отставника и какого-то гражданского в полушубке.
Поредевшую колонну окружили опять. Спереди наступала, маша дубинками, цепь, справа и слева стискивали щитами.
– Г-гады! – словно кровью плюясь, взвыл кто-то.
Старик-ветеран вдруг бесстрашно схватил набегающего омоновца за ворот.
– Не смей! – вскричал он голосом резким и властным.
Поднятая дубинка замерла в воздухе, и выставивший вперёд локоть Валерьян вдруг сообразил, что старик, оказавшийся рядом, отводит от удара его.
Омоновец выматерился, сбросил с себя маломощную старческую руку.
– С-сука! – хрястнул он с размаху по голове старика.
Старик зашатался, но не упал, подхваченный Валерьяном. Кровь заструилась из его рассечённого лба, пачкая воротник, грудь.
Омоновец огрел по рёбрам и Валерьяна, опрокидывая его со стариком вместе на асфальт. Но Валерьян, не утратив ещё способности двигаться, упёр в мостовую колено. Силясь подняться, он не выпускал из рук старика.
Новый удар пришёлся Валерьяну по темени. Шапка не могла его смягчить, она слетела ещё при прорыве через первую цепь. Он распластался на мостовой, свернув на сторону голову, раскинув руки. Меркнущим, мутящимся сознанием успел напоследок выхватить что-то яркое, металлическое под ботинками омоновца.
То был сорванный со старика орден Боевого Красного знамени.
– XII —
С тяжёлым сердцем возвращался Павел Федосеевич из Станишино.
Ранящий