Кумач надорванный. Книга 2. Становление.. Игорь Бойков
ударом – каждая семья. Мы призываем всех, кому дорого Отечество, кто хочет достойной доли для своих детей выйти 17 марта на Манежную площадь. Мы обращаемся ко всем советским гражданам: потушим пожар в нашем доме все вместе! Инженеры и рабочие, военнослужащие и милиционеры, учителя и врачи, представители интеллигенции и рядовые труженики, коммунисты и верующие, приходите на Общенародное Вече. Встаньте стеной на пути изменников и разрушителей Родины!
На другой странице была помещена статья об открывающемся в день созыва вече депутатском съезде. В статье утверждалось, что союзные депутаты – легитимные представители высшего органа власти – положат правлению демократических реформаторов конец.
– Хорошо бы, – пробормотал Валерьян, заново окрыляясь верой.
– Главное, чтоб депутаты кворум собрали и народ Манежную заполонил. Пусть попробуют тогда против легитимной власти и народа… – Михаил запустил под шапку исхудалую пятерню. – О тпор нужен им. Всеобщий отпор…
Уже не голая злость, а вызревающее чувство солидарности заставляло Валерьяна с жадностью перечитывать манифест, расспрашивать Михаила о новостях из редакции «Дня». Оно охватывало его исподволь, но безраздельно, как и всякое чувство, рождаемое на крови.
– Надо ехать, – отняв глаза от газетных полос, коротко сказал Валерьян.
Михаил погладил пальцами порозовевший нос.
– Было бы замечательно, если б в Москву мы не вдвоём с тобой отправились, а сумели бы хоть кого-нибудь ещё раскачать. Ведь вече ж общенародное назначается! От каждого города делегация на Манежке нужна. От каждого, чёрт побери, колхоза!
– Вот это было бы – да!
– Знаешь, что нам нужно сделать?
– Что?
– Нужно распечатать объявления и расклеить их по городу. Телевидение, понятно, про вече будет молчать. Радио – тоже. В демократической прессе всё оклевещут и обольют грязью. Нужно самим, снизу раскачивать, агитировать людей. Москвичи-то поднимаются, на демонстрации выходят, а у нас – тишина. Вот ты среди студентов или у себя в общежитии…
Осёкшись, Михаил схватился за грудь.
– Ах-х-х… – з ажмурил он глаза.
Вздрагивающей вялой рукой он полез под пальто. Извлечённая из упаковки таблетка выпала из ослабленных пальцев. Достать и донести до рта вторую помог Валерьян.
– При…х-хватывает периодически, – проохал Михаил, неровно дыша.
Скрюченный, побелевший, он покачивался на бревне, искажая лицо гримасами боли.
– Сегодня…первый раз…надолго вышел… Поначалу-то ничего…
От остановки, до которой Михаила пришлось вести под руку, Валерьян возвращался с камнем на сердце.
Денег у Валерьяна оставалось в обрез. Он выпросил на факультете у лаборантки несколько десятков листов печатной бумаги, пару чёрных фломастеров. Клей с кисточкой купил на толкучке, выбрав те, что дешевле.
Поразмыслив, написал в общежитии за вечер – одно к одному – шестьдесят два объявления:
СООТЕЧЕСТВЕННИКИ!
МЫ