Громкая тишина. Анна Вислоух
себя не представляй, мы все, все мои ровесники, вышли из той, советской школы и кодекса юного строителя коммунизма. В те времена хорошо учиться – это была не просто советская идеологическая мантра (помните «Учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин»!), это было мировоззрение поколения, цель, к которой многие толковые люди двигались, действительно, преодолевая все мыслимые и немыслимые препятствия. И ничего плохого в этом не было. Мы же даже этим гордились. СССР – самая читающая страна в мире! А какие открытия, учёные, какие достижения. Про космос вообще молчу, да и про ядерную программу, к которой мои родители имели самое непосредственное отношение, тоже. И я не могла представить, что когда-то наступит время и учиться станет… не нужно. Или все-таки нужно, но не совсем так, как это понимали мы, люди, которых в колыбели качали выработанные годами поведенческие стереотипы и рамки.
Ещё совсем недавно было такое время, когда младенца очень туго пеленали почти до полугода, а иной раз и дольше. Сына я уже практически не пеленала. А сама… так и осталась спелёнатая по рукам и ногам, да ещё и со строгими принципами юного строителя коммунизма в голове. Ребенок должен хорошо учиться, если нет – он лодырь и бездельник. Тупыми ножницами правил нас всех стригли под одну гребенку. И я занималась этим же почти все годы обучения сына в школе.
Первого сентября Тим, нарядный и с традиционными цветами, переступил порог заведения, пребывание в котором будет мне еще долго сниться в кошмарных снах. И это при том, то он уже давно читал, считал, прекрасно рисовал и играл на пианино. Первые дни, когда ещё осваиваются прописи, были вроде бы довольно ровными, спокойными. Учительницу нам по знакомству нашли самую лучшую – по мнению администрации школы.
У неё было звание заслуженной и всякие другие регалии. Назовем её… предположим, Виолетта Максимовна. Наверное, она и правда была неплохим учителем и человеком. Но в классе у неё ежедневно находилось тридцать первачков – умных и бестолковых, шумных и тихих, худеньких и толстячков, робких и крикливых. Мне абсолютно понятно сегодня, что мой сын просто потерялся в этой массе, и голос учителя, что-то там говорящего у доски, был для него сплошным шумом. У него постоянно словно гудел в голове колокол, он бил ему по ушам, не давая вычленить говорящего и, тем более, сосредоточиться на его словах.
Буквально через месяц после начала учебы показались на горизонте первые тучи проблем. Начинается всё с тетрадок, буквально затянутых красночернильной паутиной учительской ручки. Виолетта Максимовна пишет красными чернилами – вот здесь не отступил две клеточки, а вот здесь – три, а вот здесь… Я честно пытаюсь разрулить проблему, в которой не вижу ничего криминального, и решаю с учительницей поговорить.
– Виолетта Максимовна, – робко начинаю я, – но он же сделал задачу…
– Но записал её