Самый темный час. Дэйли Скай
нам приходится срезать маршрут через школу, противоположный выход которой как раз открывает путь на улицу, максимально близкую к радиостанции. И только когда мы входим в здание, я впервые за все это время хочу броситься бежать прочь. Лучше длинная дорога, лучше через толпы зараженных, чем по пустующим коридорам, залитым детской кровью. Господи, помоги нам.
Несмотря на свое недавнее требование, я все равно стараюсь держаться ближе к Инспектору и заодно к Нейту. Из двух зол, как говорится, выбирают наименьшее, пусть в холодильнике я и выставляла Инспектора перспективой куда более неприятной.
– Смотрите под ноги, – шепотом указывает Инспектор, и только страх отделяет меня от того, чтобы передразнить его в ответ. Я молча иду дальше, огибая мусор, разбросанные предметы и кровь. Но на очередном повороте нас ждет то, от чего все внутри меня сворачивается в узел прежде, чем я вижу это своими глазами.
– Что там? – шепчу я, выглядывая из-за спины Инспектора, и секунду спустя дергаюсь в сторону, налетев на него и Нейта.
– Мартин?
– Нормально… все нормально…
Мое лицо становится таким бледным, словно кто-то прошелся по нему краской, в которую выбелены школьные стены. Я смотрю на все, что осталось от ребенка, и чудом умудряюсь удержаться на ногах.
Если бы не кратковременный шок, я бы упала прямо там. Следующие несколько метров я молча иду за Инспектором, но картинка перед глазами начинает медленно плыть, а ноги – сотрясаться от крупной дрожи вместе с остальным телом. Желудок постепенно сжимается, выталкивая застрявший ком вверх по горлу, а к носу подступает поток слез.
Нет, только не сейчас, только не здесь.
Но меня хватает еще на три метра, и тогда я понимаю, что вот-вот упаду в обморок.
– Нет, я… я не в порядке. – Мой взгляд цепляется за дверь с туалетами и душевой. – Пять минут. Пожалуйста. – Я указываю на табличку. – Пять минут, и пойдем дальше.
Понимаю, что момент неудачный, но если я не возьму короткую паузу, то не дойду до радиостанции, и Инспектору придется самостоятельно выпутываться из этой задницы. Окей, может, и не самому, а на пару с Нейтом, но я с трудом представляю этот броманс единым адекватно функционирующим организмом.
Инспектор лично проверяет все закоулки и, наконец, одобряет мой заход. Я прикрываю дверь, которая и без того держится на соплях, как салунная «шаталка» туда-сюда, подбегаю к одной из раковин, включаю холодную воду и зачерпываю подряд пару крупных горстей прямо в лицо, но пользы от этого почти нет. И в следующий момент я несусь в ближайшую кабинку с туалетом, падаю на колени перед унитазом и успеваю придержать волосы – какая романтика на одного. Как и вся моя жизнь, собственно.
Не знаю, сколько проходит минут прежде, чем я, смыв всю свою «исповедь», упираю бледное лицо в ладони и затихаю. Правда, ненадолго. Через секунду меня прорывает, и я начинаю сдавленно рыдать.
Как он мог? Как он мог так поступить? Со мной, с людьми, с городом? Как, уповая на бога, святой отец подписал всем смертный приговор?