Деревья падают в лесу. Александр Симкин
корпел над распространенными предложениями. Не этого добивался Пруст.
Растворенные в памяти слова оставят на сознании (созерцании) легкий, воздушный отпечаток, чтобы мы забыли их, забыв те логические связи и материальные отношения между ними, которые создаются с помощью интеллекта в нашем воспринимающем сознании. Вот чего добивался Пруст. Таким образом, останется лишь череда отпечатков, непроявленных негативов, осколков мозаики, соединив которые, мы получим правильную картину предметов и явлений, описываемых Прустом, воспроизведенную через наше чувственно-интуитивное восприятие, поняв тем самым суть вещей, утраченных во времени, а на самом деле окружающих нас в настоящем.
Такая манера видения мира отнимает у читателя большие эмоциональные силы, которые он растрачивает во время чтения на восприятие картин внутреннего прустовского мира. Но, несмотря на это, оторваться от его книг невозможно, потому что, в отличие от книг дурных и глупых, которые не требуют эмоционального напряжения, и поэтому за ними стоит пустота, книги Пруста завораживают потоком чувств и эмоций, переживать которые вместе с автором хочется бесконечно. И хотя читатель и мучается от непомерного расхода эмоциональной энергии, он получает удовольствие от этой продолжительной пытки, потому что затраченная энергия возвратиться двойным объемом при возвращении из прустовского мира созерцания в мир обыденных вещей, возвращение куда кажется нам неприятным, но необходимым условием. Позже я узнал, что Ортега-и-Гассет в своей работе «Время, расстояние и форма в искусстве Пруста» называет это состояние «усталостью», наряду с которой создается впечатление, что читателя удерживают насильно, хотя он в любой момент может отложить книгу.
Смог ли я найти что-то новое в его словах и мыслях, рассуждениях, растянутых в несколько страниц, увлекающих в такие глубины, из которых не хочется подниматься? Найти? Нет. Но я стал ярче различать оттенки своих чувств, которые раньше воспринимал как плоские, тусклые картины обыденной жизни. Раскрашенные Прустом они приобрели резкость, четкость и контрастность, поэтому стали сильнее выделяться палитрой всевозможных цветов на размытом полотне повседневной жизни. Вслед за этим преобразилось и все полотно в целом».
Я положил листы на стол и откинулся на спинку сиденья. Пока я читал, Марк уже закончил свой бургер.
– Ну как? – спросил он с самодовольной улыбкой. – И да, я точно знаю, что он не мог понабраться такого видения ни в одном из источников. Тем более в то время еще не было такого разгула интернета.
– Сильно, – ответил я. – Особенно, как он скопировал это витиеватое изложение мысли.
– Мне нравится, как он спорит в начале с Ортегой, – самодовольно улыбался Марк, словно гордился тем, что у него был такой студент.
– Есть еще что-то из его работ?
– Нет. К сожалению, он быстро перевелся