Письма о кантианской философии. Перевел с немецкого Антонов Валерий. Карл Леонгард Рейнгольд
обычно подтверждает преобладающие мнения о предмете своего исследования, а мещанин большого и прекрасного мира – вкус и тон своего окружения с этим многозначительным именем.
Первому редко удается добиться того, чтобы его система была принята его коллегами по гильдии, большая или лучшая часть которых настроена против него; в то время как второго вряд ли можно опровергнуть в его убеждении, что он поддерживает, если не утверждает, тон в своих кругах.
Из этого можно понять, почему последний обычно находит esprit de son tems (дух своего времени) столь же просвещенным и приятным, как второй находит genius saeculi (гений века) злым и отвратительным.
Я ищу дух нашей нации в ее душе, которая, конечно, в определенном смысле распространена по всему телу, но которая имеет свое фактическое место только в том классе умов, который предпочтительно называют мыслящим классом, и который, следовательно, не привык притуплять свою силу мысли односторонним занятием своей памяти, не развлекать свое воображение в вечной дреме мечтами, или, самое большее, пробуждать его играми в остроумие.
Для вас, дорогой друг, привыкшего оценивать истинную ценность наций, как и отдельных людей, по характеру и степени их жизненных сил, не может быть безразличным знакомство с точкой зрения, с которой можно с первого взгляда увидеть мыслительную силу нашей нации в ее самой напряженной деятельности, в ее самых своеобразных проявлениях и в ее самых разнообразных занятиях.
Возможно, моя попытка найти такую точку зрения не будет для вас совсем нежелательной, высказанное особенно в свое время.
Мы вступаем в последнее десятилетие века, которое я не считаю чрезвычайно странным только потому, что оно наше, и которое особенно странно для Германии не иначе, чем через высшую культуру меняющегося духа, через значительный прогресс, которые наша нация сделала во всех областях науки и искусства, и благодаря важному званию, к которому она поднялась среди своих бывших сестёр. Будет ли она оставаться такой же, и если да, то в какой степени; останется ли она, как и каждая из ее сестер, на определенном уровне; или поднимется выше до уровня достойной школы остальной Европы, должно решаться главным образом в этом десятилетии.
Что это решение действительно должно произойти в этот период, и чем оно обернется, я могу только (но должен непременно) вывести из общего обзора явлений, которые, взятые в целом, характеризуют современное состояние наших мыслительных способностей.
Наиболее яркой и специфической чертой духа нашего века является разрушение всех доселе известных систем, теорий и способов представления, масштабы и глубину которого история человеческого разума не знает примеров.
С этой чертой связаны самые разнообразные, даже самые противоречивые признаки нашего времени, которые свидетельствуют о более чем когда-либо активном стремлении повсеместно утвердить новые формы, с одной стороны, и поддержать все старые –