Настасья. Валентина Батищева
от берега с почтовыми доберусь или с обозом. Наймусь где-нибудь. Да ты не плачь, не так всё страшно!
– Ага, не плачь, это на словах всё легко, а так – страшно! Вон, "Немой" ушёл в море и не вернулся – ни слуху, ни духу. У отца сорок пар остались невыкупленные, сам знаешь.
– Да, и предоплату взяли – не продашь и не знаешь: вернутся, нет ли. – Вик нахмурился. – Ладно, беги, Ась, маму успокой. Сапоги не забудь принести.
Я вернулась домой и вышла, будто из сарая. Мама кивнула головой, что я правильно сделала.
– Аська, горе луковое, где носит тебя, чертовка?! – крикнул отец.
– Так это… курям воды давала, – выкрутилась я.
По глазам видела – отец не поверил. Взгляд мой искал, понять, что с Виком нормально всё. Не спросил. Гордый. Ну и я не скажу.
На вечерней заре, пока отец ужинал, я из лавки одни сапоги братовы и умыкнула. И сафьяновые тоже – чего без надобности стоят? Так хоть Вик, может, и продаст. Одни оставила, чтобы сразу отец не спохватился о пропаже.
В одеяло их сложила и одёжку Вика, и поесть собрала, в окно выкинула и сама вылезла. По-за домами побежала к берегу. Вдруг кто-то ухватил за подол и раздались странные звуки, похожие на хрюканье свиньи. Я так испугалась! Повернулась, ни жива, ни мертва, а там Васька! Стоит, ржёт, гнилые зубы видно, рыбой сырой от него воняет, да тиной.
– А не пущу! – и скалится.
– Василь, миленький, меня братец ждёт, отпусти, а? – мне орать на него хотелось, но я знала, что он тогда злой становился и ударить мог.
– Поцелуешь, отпущу, – ещё крепче сжал подол юбки дурачок.
– Мне сейчас некогда, брат заругает, что опоздала, я потом, ладно?
– А не обманешь?
– Не обману. Потом, потом, Вась, отпускай, бежать надо.
Василь отпустил подол, и я припустила, только пятки сверкали.
Утром, когда мы с мамой пошли за очередным рулоном юфти к Ставру в мастерскую, нам встретились Стат с Васькой. Тот, при виде меня закричал, указывая грязным пальцем в мою сторону:
– Вот эту девочку хочу, папаня! Она меня поцеловать обещала!
Меня передёрнуло, я глянула жалостливо на маму.
Стат, щуря свои водянистые глазки и мерзко улыбаясь, обратился к ней:
– Ну что, соседка, жди сватов, раз дети наши сладили. Я рад буду объединить мастерские. Вы же лавку в приданое за дочкой отдадите?
– Мала она ещё для сватов, Стат. Всего пятнадцать вёсен минуло.
– Варвара, тебя, помнится, и четырнадцати не было, просватали.
– Ты знаешь – почему, Стат. И не будем об этом. Аська мала ещё, в голове у неё куклы да салки. – Пошли, – дёрнула она меня.
Мы дошли до угла мастерской Ставра, завернули, и мама прижалась спиной к нагретой солнцем стене. Как-то вздохнула вся, ссутулилась.
– Этого нам только не хватало. Что у тебя там с Васькой?
– Да, мам! Он меня за подол ухватил в сумерках вчера, когда я Вику узел тащила, не отпускал, целовать заставлял. Я и сказала, что потом поцелую. Думала, забудет дурак, отвяжется.
– Забудет, как же… Мы с отцом твоим друг другу нравились, а Стат подслушал нас, как мы на берегу мечтали, что вырастем