Настасья. Валентина Батищева
Как на ноги встану, так назад воротятся.
– Так, а Вик что?
– Вик-то? Да за лучшей долей подался.
– Да, времена нынче тяжёлые. Странные. Про "Немого" слышал? Обломки только у Восточного берега нашли. Такелаж да кусок борта с названием.
– Я им сапоги пошил…
– Продавай, не жди. Тем более, пока и не сможешь работать-то.
– Я вот что, про "Быструю Берту" у тебя просить хотел, что б ты узнал, куда она ушла.
Сиян нахмурился.
– И "Берту" не жди. Нет её больше. Пираты раскурочили, людей в рабство забрали, сам остов её видел сгоревший… Тит, Тит, что ты? Что с тобой? Варвара, воды! Лекаря!
Хоронили отца, как положено, в море. В дедову лодку положили на перине, мама сама глаза закрыла, да монетки положила. В белой рубахе, да в белых штанах, руки чинно на груди сложены. Я цветы со всей грядки срезала, вокруг отца разложила. Уревелась вся навзрыд, всю рубаху ему слезами залила. Свечи с мамой зажгли, да лодку в море отправили. Кто пришёл из моряков да местных – шапки поснимали. Женщины мотив заунывный затянули. Я ревела – сил остановиться не было. Мама как статуя стояла, в море смотрела с почерневшим от горя лицом. Бабули завывали вместе с женщинами прощальный мотив.
– Пойдём уже, – кто-то посмел прервать мамино горе, тронув за рукав.
Она обернулась, пустыми глазами глянула на говорившего. Стоян, муж старшей сестры.
– Некогда мне, ехать надо, разговор есть, – грубо тянул за рукав её он.
Даже плакальщицы замолчали от такого кощунства – прервать обряд прощания жены с мужем. Бабуля к Стояну подошла и встала перед ним.
– Совсем ничего святого нет? Покарает тебя Суровый бог, Стоянка! – зашипела ему в лицо. – Что тебе пять минут решат? Не терпится дом к рукам прибрать? Много вас тут таких. Успеешь. Дай попрощаться.
Стат в стороне обмер. Он уже мысленно руки потирал, что, наконец-то, его мечта может осуществиться, он её уже почти в руке держал. Он забыл про Стояна, что тот есть и он больше прав имеет. Победная улыбка сползла с лица Стата. "Надо быстрей девчонку засватать. Как приданое не посмеет не дать. Сегодня же к себе уволоку, с Васькой в комнате на ночь закрою, свидетелей позову, чтоб наверняка".
А я раненым зверем рыдала, сидя на земле и никто не смел ко мне подойти.
Когда лодка с отцом растворилась в дорожке света от закатного солнца, мама сама развернулась, подала мне руку, обняла за плечи, укутав в один с ней платок, и мы стали подниматься, объединённые одним горем, к поселению.
Стоян нетерпеливо ждал нас у закрытых дверей лавки, со злостью пыхая своей вонючей трубкой.
За нами пришли какие-то люди, я не разглядывала лиц, иногда в расплывчатом пятне узнавая соседок, иногда скорбные лица бабуль. Капитан с "Южанки", Сиян с боцманом с "Мареллы", дядь Захар с "Королевы снов". Дядь Захар!
– Дядь Захар, а Ёмай с вами? – оглядывала толпу в поисках знакомого силуэта.
– Нет, Аська, его на "Скором" ещё третьего дня забрали. С новой луной вернуться должен.
"С новой луной… как долго…"
Когда