Сонька. Конец легенды. Виктор Мережко
нет? Любопытно посмотреть, как этот прохвост будет виться перед вами.
– Думаете, он узнает меня?
– Не приведи господь!.. Вас мать родная не узнает! Он с ума сходит от эффектных дам, а здесь тот самый редкий случай… Вы ведь хорошо знакомы с Гаврилой Емельяновичем?
– Мягко говоря.
– Значит, вам также имеет смысл понаблюдать за этой сволочью.
– У вас к нему счеты?
– Да, пару лет я меценатствовал над театром, вложил в его бездарей не одну тысячу золотых, но обещание, которое давал мне сей прохвост, так и не было выполнено.
– Вы желали молоденьких актрис? – насмешливо спросила Табба.
– Зачем же так? Я желал его связей с премьер-министром, но все оказалось пустой болтовней.
Сверху спускался Изюмов.
– Гаврила Емельяныч ждет вас и вашу спутницу, барон, – сообщил он. – Проводить?
– Нет, любезный, я отлично знаю все дороги в этом храме искусств, – ответил Красинский. Табба взяла его под руку, и они двинулись наверх.
– Благодарствую за прекрасные слова, барон! – выкрикнул тот вслед им.
Гаврила Емельянович при появлении в кабинете барона со спутницей вышел из-за стола, развел руки, двинулся им навстречу.
– Боже… Барон! Сколько студеных зим и знойных месяцев прошло после нашей последней встречи?! – приобнял, заглянул в глаза. – Вы решили вычеркнуть меня из своей жизни?
– Если вычеркну, то только кровью! – отшутился Красинский.
Филимонов громко рассмеялся.
– Это почти как клятва! Да, да! Только кровью! – и тут же перевел взгляд на Таббу. – Я сойду с ума. Барон, что вы со мной делаете?! Кто эта восхитительная барышня?.. Мадемуазель, кто вы?
– Жозефина Бэрримор, – грудным голосом произнесла девушка, подавая руку.
– Вы англичанка?
– По отцу.
– Но вы в совершенстве владеете русским!
– Потому что я выросла в России.
– Но голос… Боже праведный, какой голос! Вы – актриса?
– Слишком много вопросов для первого раза, – улыбнулась гостья.
– Но я все равно не успокоюсь! – Гаврила Емельянович снова поцеловал руку, перевел взгляд на Красинского. – Барон, признавайтесь – кто это чудо и зачем вы разбиваете мое несчастное сердце?!
– По-моему, Жозефина ответила почти на все ваши вопросы.
– Нет, не на все! – воскликнул директор. – В вас, мадемуазель, заложен талант актрисы! По стати, голосу, манерам! Неужели никогда не выходили на сцену?
– В девичестве. В имении папеньки.
Филимонов повернулся к Красинскому.
– Обещайте, барон! Вы дадите мне возможность вывести хотя бы раз вашу прелесть на подмостки! Пусть ощутит запах кулис, оркестровую яму, пугающую глубину зала! И она навсегда останется пленницей театра!
– У вас, Гаврила Емельяныч, таких пленниц более чем достаточно!
– Ах, оставьте! Не добивайте мою раненую душу, барон! Кто? Где они эти неслыханные голоса и пластика, от которых театр сходил бы