Земное притяжение. Александр Кушнер

      Да, прекрасная затея,

      Но какой кошмар кругом!

      Не спросить ли Галилея

      Ночью как-нибудь тайком,

      Выбрав тихую тропинку –

      Не парадные пути:

      Может быть, пора в починку

      Мирозданье отнести?

      В нем какой-то непорядок,

      Что-то надо подкрутить.

      Звезды чувствуют упадок

      И усталость, может быть?

      Сколько слез! Ничто не мило.

      Отвечает Галилей:

      – Боже мой, всегда так было!

      Иногда еще страшней.

      У кораблика речного нет названья,

      Только номер, и почти не видно дыма.

      Он, похожий на последнее желанье

      Осужденного на казнь, крадется мимо.

      Кто плывет на нем – под стать царю Улиссу,

      Повидавшему Коцит, и Стикс, и Лету.

      Этот город с дном двойным и виден снизу

      По-другому, чем прижавшись к парапету.

      Так темна моста чугунная изнанка,

      Словно вдруг цветной ковер перевернули.

      Разговор под ним звучит, как перебранка,

      Как ночная перекличка в карауле.

      Всхлипы, жалобы, полуподвальный холод,

      Ветерок потусторонний гладит темя.

      Всё казалось: навсегда нам этот город

      Дан в подарок, – нынче вижу, что на время.

      Наша тень любознательней нас

      И зайти норовит за ограду,

      Где клубятся кустарник и вяз,

      И взобраться наверх по фасаду,

      И припасть к обнаженным ногам

      Застоявшейся кариатиды,

      И к чугунным прильнуть завиткам,

      И прилечь на гранитные плиты.

      Рисковала собой столько раз!

      Что ей ров, что зубцы, что бойницы?

      Наша тень безрассуднее нас

      И храбрей, ничего не боится.

      Любопытной, не терпится ей,

      Наши беды презрев и заботы,

      Оторваться от нас поскорей

      В предвкушенье грядущей свободы.

      Если ты почему-либо должен остаться в городе,

      На поездку, допустим, в Италию, денег нет,

      Или старость пришла – и во всем ее долгом опыте

      Разъездной больше прочих тебя утомил сюжет,

      Или ты одинок – и тебе одному не хочется

      Путешествовать, не перемолвясь ни с кем словцом,

      Или мало ли что, скажем, тень за тобой волочится

      Неизжитой беды, наливая ступни свинцом, –

      К замку, к замку пойди, что с одной стороны Фонтанкою,

      А с другой узкогрудою Мойкою окаймлен.

      К замку, к замку, с английской надменной его осанкою,

      Бренна был итальянец, и всё же романтик он,

      В замок, в замок, во двор его внутренний, – нечто странное

      Ты увидишь, такое, чего не видал нигде, –

      Замкнутое пространство граненое, восьмигранное,

      Ни на что не похожее, как на другой звезде,

      И поставленный сбоку, в горящем на солнце золоте

      Шпиль, – как зодчий додумался, чтобы он так стоял?

      Кто-то спрашивал: ваше любимое место в городе?

      Не хотел никому говорить, а сейчас – сказал.

      Вот девять тополей стоят в одном ряду.

      Зачем мне надо знать, что девять их, – не знаю!

      Но я их сосчитал, как будто на посту

      Стоящих, стройный ряд – не группу и не стаю.

      И более того, когда случится мне

      Еще раз здесь пройти, пересчитаю снова,

      Как если был бы я уверен не вполне

      В себе; быть может, в них? Ну да, а что такого?

      Где девять, почему б десятому не быть?

      Подвинулись чуть-чуть – и встал меж них десятый.

      Ты спросишь: для чего? А чтобы удивить

      Меня. Волшебный ряд, дымящийся, крылатый!

      Фабричный кирпичный район городской,

      Унылая