Земное притяжение. Александр Кушнер
прав опять.
А я-то думал: надо впечатленья
Копить и чуть ли не нумеровать.
Сигнаги
Если я правильно помню, Сигнаги –
Это грузинский такой городок.
Мне показалось: немало отваги
Надо, чтоб жить в нем, – разверзлась у ног
Пропасть, по краю которой ходили
Местные жители.
Врубель бы им
Пририсовал черно-синие крылья,
Сном многогранным своим одержим.
Нынче я думаю: мне бы в Сигнаги
Стоило, может быть, съездить опять,
В горы – от плоскости невской и влаги,
Чтобы над пропастью той постоять
В блеске кремнистом ее, позолоте,
Рядом с ней яблоки зрели в саду,
И еще раз увидать на подходе
К старости бездну прекрасную ту.
«Никто не виноват…»
Никто не виноват,
Что облетает сад,
Что подмерзают лужи,
Что город мрачноват,
А дальше будет хуже.
Никто не виноват,
Что в Альпах камнепад,
В Японии – цунами,
Что плачут стар и млад
И страшно временами.
Никто не виноват,
Что есть смертельный яд,
Что торжествует зависть,
Что обречен Сократ.
Что пыль стирает запись.
Увы, такой расклад.
Никто не виноват,
Что ласточки над морем
Летят, куда хотят,
В сиянье и фаворе!
Что нам никто не рад
В созвездии Плеяд,
Что если б мы узнали,
Что кто-то виноват,
Счастливей бы не стали.
«“С милого севера в сторону южную…”…»
«С милого севера в сторону южную…»
Боже мой, как хорошо повторять
Эту строку, мне как будто ненужную,
Снова и снова, опять и опять.
Вот что такое стихи – умиление
И утешение, а почему? –
Не объясняй. Не хочу объяснения.
Дашь объясненье, а я не возьму.
Дверь распахну на веранде наружную,
Странников вечных увижу за ней.
«С милого севера в сторону южную…»
Нехотя, быстро, как можно скорей!
«Так ветер куст приподнимал…»
Так ветер куст приподнимал,
Такой клубился белый цвет,
Плеча касаясь моего,
Как если б Тютчев мне сказал:
Зайдите, будет только Фет
И вы, а больше никого.
Так в темноте белел жасмин,
Что полуночник, проходя,
Как в круг магический входил –
И жизнь без следствий и причин
Вдыхал, как вечность, обретя
Прилив счастливых, юных сил.
О чем мы будем говорить?
Что могут мне они сказать,
И что сказать смогу я им?
О двух столетьях, может быть?
Зачем же так их огорчать?
И Тютчев скажет: помолчим.
Поле