Дорогой друг. Перевод Елены Айзенштейн. Ги де Мопассан
вошли в кафе, где подавали освежающие напитки. И Сэн-Потен принялся говорить.
Он говорил обо всем на свете и о газете, изобилуя удивительными деталями.
– Патрон? Настоящий еврей! Вы знаете, евреи никогда не меняются. Какой народ!
И он привел удивительные черты особенной скупости, жадности сынов Израилевых, экономию десяти сантимов, на торг кухарок, позорную скидку, запрашиваемую и получаемую, всю манеру быть ростовщиком и кредитором.
– Однако это хороший зигзаг, позволяющий ни во что верить и всем управлять. Его газета, официальная, католическая, либеральная, республиканская, орлеанистская5 – торт с кремом – и магазин до тринадцати, была основан для поддержки разного сорта денежных операций и предприятий. В этом он очень силен и зарабатывал миллионы через сообщества, не имеющие и четырех су капитала.
Он все время шел, называя Дюруа «мой милый друг».
– Есть слово Бальзака – скупец. Представьте себе, что я как-то оказался в кабинете со старым бедолагой де Норбером, и его Дон Кихотом де Ривалем, когда приехал Монтелин, наш администратор, пришел с марокканской салфеткой под мышкой, эту салфетку знал весь Париж. Вальтер поднял нос и спросил: «Что нового?» Монтелин наивно ответил: «Я пришел заплатить шестнадцать тысяч франков, которые должен торговцу бумагой». Патрон подпрыгнул от удивления: «Вы говорите?»
– Я пришел заплатить мосье Прива.
– Но вы сошли с ума!
– Почему?
– Почему… почему… почему
Он снял свои очки и вытер их. Потом улыбнулся забавной улыбкой, которая бежала вокруг его крупных щек каждый раз, когда он говорил что-нибудь злое или сильное, тоном зубоскала и победителя он произнес:
– Почему? Потому что мы бы могли получить на бумагу скидку от четырех до пяти тысяч франков.
Монтелин, удивленный, сказал:
Но, мосье директор, все подсчеты, были регулярны, проверялись мной и одобрялись вами…
Тогда патрон, став серьезней, заявил:
– Мы не так наивны, как вы. Знаете, мосье Монтелин, нужно всегда накапливать долги, чтобы идти на компромисс.
И Сэн-Потен добавил с видом знатока: «Это что-то вроде Бальзака».
Дюруа не читал Бальзака, но убежденно ответил:
– Черт, да.
Потом репортер заговорил о крупной индейке, о мадам Вальтер, о старом неудачнике, о Норбере де Варане, о Ривале, похожем на Фервака. Потом он заговорил о Форестье.
– Что касается Форестье, у него был шанс жениться на этой женщине, вот и все.
Дюруа спросил:
– А по-настоящему кто его жена?
Сэн-Потен потер руки.
– О! вертушка, тонкая мушка. Это любовница живого старика Вудрека, графа де Вудрека, который обеспечил ее доходом и выдал замуж.
У Дюруа возникло вдруг холодное чувство, что-то вроде нервного подергивания, стремление оскорбить и дать пощечину этому болтуну. Но он его просто прервал, чтобы спросить: «Это ваше имя, Сэн-Потен?
Тот просто ответил:
– Нет.
Орлеанисты – сторонники Луи-Филиппа Орлеанского.