Однажды в Петербурге. Екатерина Алипова
раздалось со всех сторон.
– А как по-моему, не безумная она, а юродивая: мужа вымаливает!
– Ерунда: нету нынче юродивых. Времена не те! Повывелись все юродивые, по грехам нашим…
Дождавшись, когда наступит тишина, Катерина Голубева снова принялась рассказывать:
– Мы с маменькой подивились тоже, но пошли, потому как у юродивой Ксении все слова не просто так, а со смыслом каким-то особым… Пришли, там и правда погребение. Молодой доктор жену хоронил. Убивался так… молоденькая жена совсем была, любимая… в родах померла, бедняжка…
– Опять?! И ты тоже подобрала младенца?
– Нет, – ответила Катерина невозмутимо, – младенчик тоже скончался. Ну так вот, и так вдовец убивался, горемычный…
– Что ты его пожалела и немедленно воспылала к нему безумной страстью! – засмеялась Паша.
– Про страсть не знаю, но он такой… добрый и такой… несчастный. А по глазам видно, хороший человек, и так мне его жалко стало… Я ему про Ксению рассказала, только по-другому, естественно, про «твой муж жену хоронит» говорить не стала. Сказала просто, что, мол, юродивая Ксения позвала меня вас утешить… напомнила ему про рай и про милосердие Божие…
– Все ясно! – нетерпеливо перебила Паша. – Теперь ты непременно за этого доктора замуж выйдешь, просто так, за послушание полоумной бродяжке… а потом станешь утверждать, что это, мол, Ксения так предсказала и знала все заранее…
Катерина Голубева вспыхнула и хотела с жаром что-то возразить, но начались танцы, и Пашу очень быстро умыкнул какой-то смазливый надушенный кавалер. Князь Роман Щенятев, щуря длинные, чуть косящие карие глаза, галантно подошел к Леночке. Та зарделась и расцвела такой улыбкой, что сомнений в ее расположенности к юному наследнику тысяч душ не осталось ни у кого.
Возможности поговорить в танце почти не было, и тем не менее князь спросил:
– А правду ли говорят, Елена Григорьевна, будто юродивая Ксения – родня Безугловым?
Лена стала еще белее, чем была, и, забыв движения аллемана, встала как вкопанная посреди залы.
– Кто говорит? – прошептала она побелевшими губами.
– Что с вами? – не на шутку испугался Роман. Он взял ее под локоть, отвел на ее место и усадил там, приказав слуге немедленно принести воды.
– Кто это говорит? – упрямо переспросила Леночка, немного приходя в себя.
– Да знаете, как всегда бывает у барышень: сказали шепотом в одном конце России, через пять минут повторяют во всеуслышание в другом…
– Да еще приукрашивают по пути придуманными подробностями.
– Да-да… я рад, что вы меня понимаете, Елена Григорьевна, и еще более счастлив, что вам уже лучше. А сейчас позвольте откланяться. Можете быть уверены: в моем доме о вас позаботятся.
– Благодарю вас, – безучастно процедила Леночка ему вслед. Потом встала и бросила через плечо, не оборачиваясь: – Кира, мы уезжаем!
Молчание было ей ответом. Оглядевшись, Лена нигде не увидела троюродной сестры.