Механические птицы не поют. София Баюн
все больше и больше разрасталась в сознании. К тому времени у Хенрика был его паб, нетронутые «выходные» после его увольнения с корабля и сбережения на счете. Он мало тратил на себя, не видя в этом смысла. Видимо, одиночество и отчаяние сделали свое дело – Хенрик принес «Механическим Соловьям» все фотографии Мадлен, ее дневники и исписанный крупными почерком блокнот – все его воспоминания о жене, каждой ее привычке, выражениях ее лица, движениях. И пластинку с записью ее голоса он тоже принес.
Хенрик никуда не выходил с Мадлен – это было запрещено договором с фирмой. Но почти никто из владельцев механических копий своих близких и не хотел показывать их людям, предпочитая хранить эту зыбкую ложь от чужих глаз.
К тому же Хенрик не хотел смотреть на себя с Мадлен со стороны. Ведь каждый взгляд прохожего, каждое отражение в витрине могли послужить ему напоминанием, что все это лишь игра. Хенрик ради Мадлен не только потратил все свои сбережения, но и влез в долги. Он говорил, что его Соловушка оставалась вечно тридцатилетней. Так как детей у Хенрика не было, после его смерти Мадлен должны были просто отключить и утилизовать, хотя некоторые завещали хоронить «соловьев» вместе с собой или покупали им места на кладбище.
Но напоминание о том, что человек, с которым ты живешь, вовсе не человек, а его механическая реплика, считалось жестокостью, а в случае герра Унфелиха еще и нарушением служебной этики.
– Пес с ним, Хенрик. Что нам за дело до него, мы ведь и правда никого не укрываем.
– Этот ищет «пташку», не «соловья». Я не слышал, чтобы «соловьи» улетали…
– Я не знал и того, что «пташки» улетают. Они разве не бездушные? От чего им бежать? – удивился Уолтер.
– Да кто же их знает. Спящий с ними, Уолтер, пересыпь лучше песок на другой поднос, а этот отдай Василике, пусть на кухню отнесет – все горелым провоняло, – сказал Хенрик.
– А я тебе скажу, Уолтер, от чего они бегут, если ты хочешь послушать, – прошипела Зэла. – Те люди, что ходят в бордели «Пташек», способны кого угодно…
– Зэла, прошу тебя, здесь посетители. В прошлый раз твоя пропаганда кончилась дракой, – скривился Хенрик, положив руку ей на плечо.
– А это все потому, что…
– Зэла, ради всего, что для тебя там свято, никто из нас не ходит в их бордели и не одобряет этого! И вообще, поменьше бы ты сейчас воевала с «Пташками» – жандармы и Пишущие всего города ищут убийцу одного из их владельцев, и не время показывать антипатию, – не выдержал Уолтер.
Напоминание о том, что, по слухам, происходило в «Пташках», для него было болезненным полуупреком. Он никогда не поддерживал этот бизнес, но он закрывал глаза на его существование, как и вся страна. Уолтер читал мемуары одного из офицеров жандармерии, где тот писал о благотворном влиянии «Пташек» на уровень преступности. Как только появилась возможность недорого и безопасно удовлетворить самую грязную свою фантазию, вплоть до реалистичного убийства, на улицах стало гораздо спокойнее.
Все