Дикие пчелы. Иван Басаргин
что я съем тебя, охотник, охотнику делается смешно. А потом эти деньги мои, ты их обещал за мою голову, голова моя здесь, вот я их и заберу, чтобы другие не снимали головы с невинных. Ведь тебе уже приносили голову какого-то Тинфура. Не хочу, чтобы еще несли чужие головы вместо моей.
Тинфур забрал тугие пачки ассигнаций, сунул их за пазуху.
– А теперь дай мне твои руки, я их свяжу сзади, чтобы ты не выстрелил мне вслед. Тинфур не любит, когда ему стреляют вслед, не переносит противного визга пуль. Еще ты можешь поднять крик. Крика я тоже не люблю. Открой рот, забью в него тряпку. Прощай, господин Баулин!
Тинфур сунул Баулину в рот кляп, вытер руки, не спеша вышел. Ночь поглотила его.
На звериных тропах повстречал Тинфур своих старых дружков удэгейцев Календзюгу и Арсе. Постояли на Сихотэ-Алинском перевале, выкурили по трубке, пепел выбили в углубление кумирни, что высилась на перевале. Пусть духи гор докуривают что осталось. Начали спускаться в Березовый ключ, по нему хотели дойти до Щербаковки, чтобы тропой выйти к бородатым людям.
Но в пути произошла заминка. Тинфур-Ламаза вдруг услышал средь бела дня крик совы. Насторожился. Спросил Календзюгу и Арсе:
– Вы когда-нибудь слышали, чтобы в солнечный день кричала сова?
– Нет. Сова днем не кричит, сова в такой день спит.
– В дождливую погоду я слышал ее крик, но чтобы при солнце – нет. Это перекликаются люди, которые сторожат тропу, – сделал вывод Тинфур. – Свернем с тропы и пойдем целиком.
Шли осторожно, будто зверя скрадывали. Старались не наступать на валежины, не дотрагиваться до кустов, чтобы никто не услышал их приближения.
Прозвенело кайло, лязгнула лопата. Ветерок донес приглушенные разговоры. Кто-то вскрикнул. Друзья вышли на взлобок, густо поросший орешником. Из-за чащи увидели полянку, на которой работало около двадцати человек. Одни подавали из шурфов бадьи, вторые их поднимали, третьи на тачках подвозили бадьи к речке. Здесь в примитивных бутарах промывали породу. Тинфур сказал:
– Эти люди моют золото. Но моют не себе. Смотрите, вокруг полянки стоят люди с винтовками. Вон бородач сидит на пне, держит в руках винтовку и на всех кричит… Значит, кто работает, те пленники…
– Ты прав, Ламаза, этих людей мы должны освободить, – подал голос Арсе.
– Держите на прицеле тех, кто с винтовками, а я подползу к пленникам. Слова скажут больше, чем глаза увидят.
Тинфур подполз к лагерю. Среднего роста крепыш поливал породу водой, огромный же бурый бородач шуровал в бункере лопатой.
Зорки глаза у Тинфура, далеко слышат уши. Охранники тихо переговаривались, они стояли парами.
– Много намыл золота Замурзин. Как делить будем?
– Половина его, остальное поделят между нами.
– Боюсь я Замурзина. Страшный это человек. Он сказал: «Бери своих бродяг и пошли мыть золото. Будем ловить охотников на тропах, делать их рабами. Как намоем много золота, то всех убьем».
– Почему ты боишься Замурзина?
– Убьет он не только наших пленников, но и нас убьет. Такие