Дикие пчелы. Иван Басаргин
никаких тут японцев нету, есть их шаландешки, так мы по лету все попалим. Вот те крест – попалим.
– Приготовить судно для взрыва, японец может взять крейсер, – приказал капитан.
Матросы выходили из шлюпок со слезами на глазах. Одни матерились, другие ошалело смотрели на корабль, часто-часто крестились, третьи плакали навзрыд, кричали:
– Не надо взрывать, судно село на песчаную мель, с приливом снимем! Не надо-о! Нет здесь японцев!
– Не взрывать! Стойте! Ведь это боевая посудина! Проклинаю! Будь ты проклят, немчура! – закричал молодой офицер, выдернул из кобуры револьвер и выстрелил себе в висок. Подломились ноги, он упал головой к морю. Тугая волна лизнула его русые кудри и откатилась. Струйка крови смешалась с соленой водой. Над морем застонали чайки, сорвались ленивые бакланы.
Последняя шлюпка причалила к берегу. И тут же мощный взрыв потряс море и сопки. Крейсер «Изумруд», как живой, подпрыгнул, затем потянулся, как умирающий, и раскололся надвое.
– Господи, да есть ли ты? Бога мать! – закричал усатый матрос, упал на песок и впился в него сильными пальцами.
– Довоевались. Наклали в штаны, не знамо пошто, – проговорил в наступившей тишине суровый боцман. – Прости нас, боже, простите, русские люди, не по своей воле убили судно, по воле капитана.
– Убили, какой корабль убили! Проклянут нас потомки! Не смогу я смотреть людям в глаза.
Офицеры и матросы плакали, лишь не плакал капитан.
– Ти откуда будешь, ти покажет нам дорогу? – спросил капитан Федора.
– Куда вам показать дорогу?
– Где есть ближайший село, телеграф, дорога.
– Покажу! – с болью в голосе ответил Силов и отвернулся.
Молча хоронили самоубийцу, хоронили на морском взлобке, чтобы он сторожил погубленный корабль.
– Позорище! Говоришь, что здесь нет военных судов? – спросил Федора один офицер.
– Нет и не было.
– Значит, то были огни рыбацкой шаланды? От нее мы бежали. Э-эх!..
Команду построили, и повел ее тропой в бухту Ольги простой дружинник. Долго оглядывались матросы и офицеры на свое судно. Лишь капитан ни разу не оглянулся.
– Чего взять с барона, к тому же остзейского! Будто перевелись русские командиры! – зло выкрикнул какой-то матрос. Но немец-капитан даже головы не повернул на крик.
Люди Ольгинского уезда скоро узнали о позорной гибели корабля. Сурово, исподлобья смотрели на матросов и офицеров. Капитан отдал распоряжения своему помощнику и тотчас укатил по тракту во Владивосток.
Мужики растащили дорогое оборудование с корабля, перековали пушки на орала.
А команда продолжала путь. Шли под презрительными взглядами людей русских. Никто не зазывал в избы, никто доброго слова не сказал, не обругал. Хоть бы обложили матюжиной, на какую только способен русский мужик, может быть, полегчало бы на сердце!
Трудно матросам, трудно офицерам, но как сказать людям, что не повинны они, что приказ командира для всех закон. Нет, все же и они виноваты, надо было сбросить