Создать бога. Валерий Павлович Карпенко
связь, искусственный интеллект?
– Вот и вернулись на круги своя. А когда кто-то не может найти ответа у искусственного интеллекта, да еще напуган, куда он бежит? Не знаешь? А я скажу: сначала к гадалке, потом к священнику.
Паша открыл рот, чтобы возразить, но сказать было нечего. Старик поднялся и зашел в дом. Пес сидел рядом и откровенно ухмылялся во всю свою зубастую пасть, еще и язык набок свесил: «Шах и мат тебе, уважаемый".
Дед вынес графинчик и два стакана. Наполнил стаканы и дал один Паше. Чокнулся и отпил:
– Ну как?
Напиток был отменный, все в меру.
– Вкусный, а что это?
– Наливка из черемухи, сам делал. Ну, так, с чем пожаловал?
Пашка уже и не знал, что рассказать. Потом набрался духа и начал историю про белую птицу. Дед налил еще стаканчик, отпил и кивнул:
– Слышал я эту историю, мне отец рассказывал....
Паша поддался вперед.
– Нашел он это место…
– И где?
– Далеко… Но он там был… Видел тот камень....
Пашка не выдержал:
– И что?
– Ну, как ты сказал… положил руку на камень… тут и птица крикнула… а немного погодя и девица вышла из лесу.....
– А дальше?
– А дальше я родился....
Дед замолчал, только отпил из стакана. Пашка посмотрел на него, потом на собаку, та в открытую смеялась, разинув пасть еще больше.
– Да вы издеваетесь!?
Старик закудахтал:
– Извини, сынок, грех было упускать такой случай!
Все еще посмеиваясь, он посмотрел на обиженного Пашу:
– Сказка это, красивая сказка. Но в любой сказке есть зерно истины.
– А почему вас люди зовут к себе…?
– …. После таких речей?
Пашка смутился и покраснел. Дед Василий с легкой улыбкой смотрел на него и просто объяснил:
– Кто-то должен слова утешения и прощения давать людям в последний час жизни. Боится человек смерти, чтобы он не говорил и как бы не храбрился. Обиды и грехи не дают взлететь, тянут тяжким грузом, вот и приходится объяснять взрослому дяденьке, словно дитю неразумному, что обиды отпускать надобно, а за грехи прощения просить. Кто-то прозревает, слезами умоется и с легкой душой отходит, а кто-то с собой тащит такую тяжесть, что страшно становится… Хуже нет старой обиды, ненависти лютой… корежит она человека, уродует, шрамы оставляет, похлеще кинжальных, потому как они на сердце… Лицо злоба искажает, часто после смерти человека не узнать, лицо расправляется, слетает маска-то, значит… Кто и рад освободиться при жизни, да слишком поздно спохватывается. Для добрых дел время нужно.
Дед замолк, потом подумал и добавил:
– Приходи с утра, покажу, где стояла старая церковь… И еще одну, более старую....
Паша попрощался и поплелся назад. Усталость навалилась на плечи тяжелым мешком. Даже радостно машущий руками около дома, старый друг Дима не смог поменять его настроение:
– Привет, Пашка! Ты когда приехал? Чего сразу не зашел? Я слышал, ты уже отметился, познакомился с