Комплекс прошлого. Элли Итон
которую спрятала под открыткой, вместе с остальными, которые мы нашли с тех пор и хранителем которых почему-то стала именно я. К тому времени мы наткнулись, может быть, на четыре или пять снимков, включая первый.
– Вот, смотри, – сказала я.
– Черт возьми, – вскрикнула она. – Посмотри, сколько их.
Я вздрогнула и приложила палец к губам, призывая ее замолчать. Сложно было представить нечто худшее, чем попасться кому-то на глаза, разглядывая эти фотографии вместе с ученицей Короля Эдмунда.
– Ну, – прошептала я. – Что ты думаешь?
Улыбка Лорен погасла.
– Что? Я не рассматривала член своего брата, если ты об этом.
Она покосилась на меня, ее белые ресницы раздраженно дрогнули. Я почувствовала, как волна жара поднимается по моей шее. Она, казалось, выросла в высоту и сердито швырнула фотографии мне на стол. Ее руки вытянулись по бокам. Один кулак сжался. Я вдруг почувствовала себя плохо. Она собиралась драться со мной? В конце концов, она была из Короля Эдмунда. Но в следующий момент ее плечи опустились, и она рассмеялась.
– Шучу, – сказала она с ухмылкой.
Она толкнула меня.
– Чтоб меня, ты бы видела свое лицо.
– Очень смешно, – сказала я. – Ха-ха.
Но я видела свое лицо, видела наши отражения в крошечном зеркале на задней стороне двери. Мы были примерно одного роста и возраста, но во всем остальном мы были разными настолько, насколько это возможно. Когда Лорен смеялась, ее коса раскачивалась; казалось, она все время двигалась: то переминалась с ноги на ногу, то грызла ноготь большого пальца, то трепала свои длинные белесые ресницы. Она смеялась, ее щеки были приподняты, глаза ярко блестели, но потом ее лицо изменилось, как небо перед грозой: солнце внезапно ушло в тень и вспыхнули молнии. Она была потрясающей. Я же была трупом. В тот момент мое лицо казалось мне пустым, нечего даже описывать. Я взмахнула волосами; моя голова, как обычно, была наклонена немного в сторону, большая часть лица была напряжена, и я смотрела на нее одним глазом, как смотрели Божественные. Моя кожа побледнела, я выглядела воскообразной и тухлой. Я помню, что мое подростковое тело было для меня постоянным источником смущения: гной, пот и кровь – то, что нужно заткнуть ватой, прикрыть, протереть и никому не говорить. В том возрасте я не понимала, что значит быть женщиной, не догадывалась, какой силой обладает женское тело, силой, способной дать жизнь. Несмотря на то, что у остальных Божественных тоже начались месячные, мусорные баки в ванной были переполнены гигиеническими прокладками, а капли крови оставались на дне непромытых туалетов, я несла свои тампоны в рукаве, как складной нож, чтобы никто из моих сверстников не знал, куда и зачем я иду. Я подкладывала салфетки в нижнее белье перед двойной географией на случай, если месячные начнутся раньше положенного. Мы называли это «Красная волна», «Кровавая Мэри», «Проклятие».
Однажды Скиппер сказала мне, что мое лицо, когда я мечтаю или смотрю телевизор, выглядит особенно простым. Это было ужасно. Безжизненный