Ночные журавли. Александр Пешков
точно, – произнесла Варя серьезно.
– Ну, зачем так официально? – Кавалер все более умилялся ее наивности. – Давайте знакомиться… В какой части служите?
Варя назвала пятизначный номер.
Лейтенант приостановился. А Варя на миг встретилась глазами с капитаном Смолянским. Он сидел в бархатном кресле и наблюдал за ними.
Кружение в танце возобновилось, но связист потерял легкость, запинался и наступал ей на носки.
– Зря я сюда приехала, – пожаловалась Варя этому случайному лейтенанту.
– А что так?
– Трудно здесь жить.
– Доносы писать?
Капитан покачивал носком блестящего сапога, будто подгонял завершающиеся аккорды. Вальс угасал, поперхнувшись в медных глотках труб. Да, ее подменили! На первом же балу.
С того дня Варя не любила праздники.
Когда наутро она вновь записывала вопросы следователя и ответы офицера-летчика, то вспомнила свою обиду на вчерашнего кавалера. Ей вдруг захотелось увидеть, как бы связист заговорил сейчас, в этой ее комнате.
Варя опускала перо в чернильницу, мстительно представляя перед собой растерянное лицо обидчика. Сокращенные слова, понятные только ей, она переписывала начисто после, уже со своими мыслями, разворачивая из них кому-то приговор, а кому-то оправдание.
На работу она ходила в сером костюме, как и большинство стенографисток. Но многие из них носили цветные блузки, жабо или банты. Посещали парк для русских, с молодыми офицерами, а модные наряды шили в частных немецких ателье.
Новоприбывших девушек взяла под опеку жена коменданта – Ольга Зауровна, жившая на первом этаже их коттеджа. Статная дама с восточным разрезом темно-карих глаз. Она была родом из Осетии. И первая вывела девушек в город.
Немецкие трамваи поразили Варю чистотой и прозрачностью стекол. Входящие на остановках люди складывали зонтики и опускали воротники. Протяжный крик: «Ап-фарен!» – и вагон медленно трогался.
– Генерал приказал всем платить. – Ольга Зауровна достала из кармана горсть монет. – А то немцы стесняются у наших спрашивать!
Кондуктор – в серой размашистой шали и круглых мизерных очках, похожая на летучую мышь, – подошла к русской женщине и выбрала с ладони несколько пфеннигов.
Варя оглядела пассажиров, видимо, они только начинали привыкать к спокойной русской речи и послушно кивали под свое неизменное: «Я-я…»
Вдоль дороги тянулась аллея отцветающих барбарисов.
Мелкий дождик сбивал с ветвей розовые лепестки. Они падали ровно и аккуратно на чистенькие тротуары.
Несколько лепестков упало на ступеньки у входа в ателье.
Пролепетал звонок над головой.
В маленьком сумрачном помещении запах ткани и горячего пара от утюгов. Из боковой двери вышел хозяин, сухопарый, в жилетке и белой рубашке с черными запонками.
Он улыбался Ольге Зауровне, как хорошей знакомой: «Гутен так, фрау! Гутен так».
– Сразу узнают! – улыбалась она в ответ, говоря девушкам, остановившимся возле манекена. – Еще рта не раскрыла, а уже знает,