Распутье. Иван Басаргин
руда тебе известна? Ну и добре. Ша, завтра на работу. Сегодня подыщи себе уголок, мы квартир не даём.
Там-то и начало копиться зло, оттачивалось понимание. Десять-двенадцать часов на работе, два-три в очереди за хлебом, короткое забытьё в холодной каморке – и снова работа. Чужая, нелюбимая. Одна мечта – всласть выспаться, но, как назло, не спится.
Федор поднялся, подшевелил костер, снова прилёг, чтобы заснуть. Вспомнились слова Ванина: «Силов спит, а рудные точки растут в его голове».
– Нет, Ванин, сейчас не рудные точки растут, а сила для борьбы копится.
Снова в то пекло на шесть месяцев. Должен выдюжить. Борьба нарастает. И всему тому виной война. Неужели человек рожден для войны, для насильственной смерти? Нет. Он рождён для любимой работы, для счастья. Генералы друг с другом меряются умами, а солдаты расплачиваются смертями.
Большой объем изысканий выполнил Силов за лето 1916 года. С открытия полевого сезона дома был всего два дня, и снова в тайгу, на любимую работу.
Вспомнился приезд в родной хутор. Отец встретил суровым взглядом, набычился, даже руки́ не подал, спросил:
– Есть слушок, что ты стал большевиком. Так ли это, ответствуй!
– Стал, ну и что дальше?
– Я уже наслышан о вашей программе. Станешь вместе со своим Лениным грабить мой хутор, сводить крепкого мужика на нет? Мои дела по боку? Так я тебя понимаю?
– Так, но чуть не так. Ленин говорит, что земля тому, кто на ней работает. Ты работаешь на земле, тебе и жить. А вот помещики, – здесь их, правда, нет – тем придется отдать свои земли. Укоротим их разбой. Да и хапуг надо чуть попридержать.
– Значит, я хапуга? – побагровел Андрей Андреевич.
– Догадлив. Значит, что-то водится за тобой. Пока не поздно, сделайся чище. И только.
– А если останусь каким был, ты моим хутором будешь править?
– Народ будет править, ежели не одумаешься.
– Так, значит, хочешь отца и всю Россию пустить на ветер?!
– Нет. Сделать ее лучше, чище. Так что думай, тятя. Дай срок, и Россия встанет на ноги. Окрепнет так, что ни один гад не посмеет на нее напасть. А пока сидят эти недоумки, дела не будет.
– А мы восстанем супротив вас! – загремел Андрей Андреевич.
– Зря. Ить вас немного наберется. Вся Россия в окопах, вся при оружии, будет чем вас усмирить.
– Так, значит, точно быть революции?
– Точно. И кто будет путаться под ногами, тех в порошок перетрем.
– Вот ты, вот ты как заговорил, сынок! Знать, война, и верно, дело худое, ежли из тебя сделала большевика. Хватить бы тебя за патлы! Погожу. Одно скажу, что ты большевик не по убеждению, а по несчастью. Вот учитель Иван Масленников[42] – тот большевик по убеждению, с пелёнок, а ты просто пришей кобыле хвост, – пытался уязвить сына отец. – Придет время, и тебя за половинчатость к стенке поставят твои же друзья.
– Убеждение не приходит само по себе. Мог я остаться и не большевиком. Война, верно, стала тому причиной. Я
Масленников Иван Сергеевич (1885–1921) – житель Ольгинского уезда Приморской области. Учитель в поселке Ольга. Член РКП(б) с 1919 г. В марте 1917 г. был избран депутатом Владивостокского Совета. В 1919 г. арестован белогвардейцами и заключен во Владивостокскую тюрьму. В 1920 г. после свержения генерала Розанова был освобожден, назначен уполномоченным ДВР по Ольгинскому уезду Приморской губернии. Арестован белогвардейцами в Ольге в ноябре 1921 г., вывезен во Владивосток, где был зверски убит.