Не принятые миром. Eva
чтобы разогреть печку. Пока у Вольфганга резались зубы, и он всю ночь проплакал. Он сидел и успокаивал брата.
Хайц окунулся с головой в воду, и воспоминания сами перенесли его в прошлое. Как накрывшись одеялом и закрыв уши себе, он лежал рядом с братьями и слышал в соседней комнате смех, а клопы, что поедали его, и вши, кусающие его голову и ползающие по его рукам, не давали ему покоя. Хайц вынырнул из ванны, быстро вдохнув воздуха. По телу табунами бегали мурашки, несмотря на то что кран открыт и лилась горячая вода.
Решив, что на сегодня хватит, он вылез из ванны, накинул полотенце на бедра и быстрым шагом пошел переодеваться.
Хайц вышел из своей комнаты, приказав слугам вычистить ковер, на который он вчера просыпал пепел, а сам поторопился спуститься вниз по винтовой лестнице, отмечая про себя небрежный вид Отто – брюки из серой ткани, рубашка хлопковая плохо заправлена. Видно, брат торопился.
Густав вообще был одет непонятно как: рубашка с подвернутыми рукавами, штаны на подтяжках, синий пиджак Вольфганга и синие штанишки с гольфами.
Сев, он оглядел общий стол, все были заняты своими мыслями.
– Я рад, что все собрались вовремя, не опаздывая. – Хайц посмотрел на Отто, тот прятал глаза. Густав смотрел на то, как Вольфганг уплетает оладьи.
– Так что ты хотел обсудить за столом? – Отто взял из рук прислуги чашку и ждал, пока та нальет ему чаю. Густав нервно дергал ногой под столом, так что весь стол дрожал. Хайц посмотрел на брата, который, в свою очередь, завис и пребывал в другом месте, и когда Густав почувствовал на себе взгляды братьев, только тогда понял, что он слишком уж открыто всем показывает свою сегодняшнюю нервозность, и произнес тихое «простите». Вольфганг сидящий с ним рядом очень удивился сегодняшнему поведению брата обычно от него можно было ожидать чего угодно но только не неуверенности. Он тихо пока никто не слышит спросил:
– Что случилось, брат? – Густав растерялся и застыл с чашкой, которую собирался поднести ко рту, и параллельно обдумывал, что сказать младшенькому. Причиной его нервоза в то утро была обычная рутина. В полдень должны были начаться скачки, однако скакун, на которого он поставил, заболел на той неделе, и Густав все переживал, оклемается он или нет. Он поставил очень большую сумму на него. Полторы тысячи французских франков, и если он их потеряет, то не сможет расплатиться с торговцами по оружию, что, несомненно, дойдет до Хайца, и тот устроит ему взбучку.
– Ничего страшного, дорогой, – Густав отпил чаю и поперхнулся, так как тот обжег ему горло, – скорее кушай. – Вольфганг нахмурил брови, однако больше ничего узнавать не стал и продолжил есть.
– А скажи, когда мы пойдем стрелять по банкам? – Густав прищурился, увидев, что младшенькому не терпится повеселиться. С пистолетами.
– Когда уедет Хайц, думаю, завтра. – Он подмигнул брату, и тот радостно тихонько захлопал в ладоши.
Когда оладьи, которые были у него в тарелке, закончились, он увидел, что на столе остались вафли. Но прислуг нигде не было видно, и младшенький