История Тома Джонса, найденыша. Том 2 (книги 9-18). Генри Филдинг
и лакеев, и ничем ему не угодишь; но прошлую ночь, когда стояла такая жара, ему непременно захотелось освежиться прогулкой на высокую гору, куда я тоже ходил с ним за компанию. Только теперь уж меня туда не заманишь: такого страху натерпелся я там. Мы встретились на горе с престранным человеком.
– Голову даю на отсечение, – сказал хозяин, – если это был не Горный Отшельник, как его здесь прозвали. Добро б еще это был человек, но я знаю многих, которые убеждены, что он – дьявол.
– Да, да, очень похоже, – согласился Партридж, – и теперь, когда вы меня надоумили, я искренне убежден, что это был дьявол, хоть я и не заметил у него раздвоенных копыт; впрочем, может быть, он наделен силой прятать их: ведь злые духи принимают вид, какой им вздумается.
– А позвольте, сэр, не в обиду вам будь сказано, – спросил сержант, – позвольте узнать: что это за гусь – дьявол? Некоторые наши офицеры говорят, что никакого дьявола нет и что его только попы выдумали, чтоб не остаться без работы: ведь если бы всему миру стало известно, что дьявола нет, так в попах не было бы никакой нужды, вроде как в нас в мирное время.
– Эти офицеры, – заметил Партридж, – должно быть, очень ученые.
– Ну, какие они ученые! – отвечал сержант. – Они, я думаю, и половины того не знают, сэр, что вы знаете; и я всегда в дьявола верил, несмотря на их уговоры, хоть один из них и капитан; ведь если б не было дьявола, думал я, как же тогда посылать к нему негодяев? Обо всем этом я в книге читал.
– Кое-кто из ваших офицеров, я думаю, убедится, к стыду своему, в существовании дьявола, – заметил хозяин. – Я не сомневаюсь, что он заставит их уплатить мне по старым счетам. Вот один стоял у меня целых полгода, так у него хватило совести занять лучшую постель, а сам едва ли больше шиллинга в день издерживал, да еще позволял своим людям варить капусту на кухонном огне, потому что я не хотел отпускать им обед по воскресеньям. Каждый добрый христианин должен желать, чтобы был дьявол, который наказывал бы таких негодяев.
– Послушайте-ка, хозяин, – сказал сержант, – не оскорбляйте мундира, я этого не допущу!
– К черту мундир! – отвечал хозяин. – Довольно я от него натерпелся.
– Будьте свидетелями, джентльмены, – сказал сержант, – он ругает короля, а это государственная измена.
– Я ругаю короля? Ах, негодяй! – возмутился хозяин.
– Да, да, – сказал сержант, – вы ругали мундир, а это значит ругать короля. Это одно и то же: кто ругает мундир, тот и короля будет ругать, если посмеет, так что это совершенно одно и то же.
– Извините, господин сержант, – заметил Партридж, – это non sequitur[23].
– А ну вас с вашей чужеземной тарабарщиной! – воскликнул сержант, вскакивая с места. – Я не буду сидеть спокойно и слушать, как оскорбляют мундир.
– Вы плохо меня поняли, приятель, – сказал Партридж, – я и не думал оскорблять мундир; я сказал только, что ваше заключение non sequitur.
– Сами вы sequitur, коли на то пошло, – разбушевался сержант. – А я вам не sequitur! Все вы прохвосты, и я докажу это. Ставлю двадцать фунтов, что никто из вас не устоит против меня.
Этот
Слова эти, которые сержант, к несчастью, принял за оскорбление, – термин, употребляемый в логике и означающий, что вывод не следует из посылок.