Короли преступного мира. Евгений Белянкин
поклонился – уж кто-кто, а он-то знал, с кем имел дело.
Двое спокойным шагом поднимались по бордовому ковру старинной купеческой лестницы. Было тихо, непривычно тихо: ресторан в это время был пуст или почти пуст, если не считать двух-трех клиентов за столиком у зашторенного окна.
Миловидная метрдотель у входа в зал настороженно улыбнулась.
– Пожалуйста, проходите, вот сюда.
Двое прошли в небольшую, но весьма просторную кабину, увешанную бордовыми бархатными занавесками. Белоснежный стол был накрыт – закуски и водка ждали проголодавшихся.
Незаметно появился изысканный молодой человек.
– Господа, в крайнем случае я здесь.
– Иди, – грубовато махнул рукой плотный мужчина в джинсовой куртке. Широкое холеное лицо нахмурилось, глаза стали жесткими.
– Садись, Мазоня, – сказал он, чуть-чуть потеплев взглядом. – Думаю, на зоне ты поотвык от нормальной жизни. – Усмехнулся. – Но ничего, мы тебя подкормим. Здесь все, что твоей душе угодно.
Мазоня сам налил себе и другу водки. Посмотрел на свету на переливающуюся радугой зовущую жидкость.
– Фраеров к ногтю! – засмеялся он и залпом выпил свою рюмку.
Друг лишь усмехнулся, садясь с ним рядом.
– Вот что, Мазоня, ты, конечно, не с европейского курорта вернулся. Это я понимаю. Но… забудь зону. И психологию зонную забудь. Там всякие выходки, блатные словечки… Ни к чему они нам. Сейчас ты другой, и жизнь тут пошла другая.
Мазоня вскинул голову и понимающе скользнул глазами по чуть-чуть опухшему деловому лицу соседа, глаза у которого горели немного мутным, но горячим светом.
– До меня дошло, Мотыль, что-то дошло.
– А ты клади себе икорки… кетовая, – посоветовал дружески Мотыль и подвинул к Мазоне блюдо с икрой. – Как видишь, мы еще живем. А Мотылем тоже не зови. Лучше «Петро». Да и мне приятнее тебя иногда звать Степа… Мы люди свои – разберемся.
Они налили водочки, выпили и закусили. У входа в кабину появился с нерешительной миной Зыбуля.
– Познакомься, – просто сказал Петро. – Это наш бригадир. Свой в доску… Зыбуля, где Мишка Кошель?
– Сейчас будет, – коротко сказал Зыбуля и проворно вышел.
Мишка Кошель не заставил себя ждать. Спортивного склада мужчина, в котором угадывался борец, или, по крайней мере, боксер, присел рядом и, не мигая рыжими ресницами, уставился на Мазоню.
– Мой референт, без него ничего не делаю. Так сказать, референт-распорядитель. Прошу любить и жаловать, – заключил Петро и налил всем водки. – Нам здесь из себя гнуть нечего, все одной масти. Серые. Так что, Мазоня, Кошель – моя, но и твоя правая рука. Мишка, – улыбчиво сказал Петро, – позови «адвоката», может, там и Скирда.
Но звать их не пришлось. Федор Скирда, грузный малый, ходивший, как выразился Петро, в помощниках, и «адвокат» Якуб (Станислав Борзов), тонкий, худой очкарик, в общем-то, составляли самую приближенную к хозяину элиту, которой тот верил как себе и которые были спаяны общей преданностью.