Короли преступного мира. Евгений Белянкин
тихо, вздрагивая всем телом, добавила:
– И от этой жизни. Пора с ней сводить счеты.
Столыпин с каким-то шевельнувшимся состраданием и даже со странной жалостью смотрел на эту еще вчера деловую и сильную даму, которую многие боялись и уважали, а тут вдруг так до обидного оплывшую. В байковом халатике, запахнув его в сердцах, она была похожа на рано постаревшую женщину – в ее-то годы!
Столыпин понимал, что надо брать быка за рога. И сразу пошел ва-банк:
– Мне очерка для газеты не писать. Сомов о тебе беспокоится, и не зря. Хватит киснуть и пребывать в расстроенных чувствах. Не девочка! Тебе надо продержаться, пока можно что-то сделать. Я пришел не только это сказать. Будешь умно отпираться, крутить-вертеть, то скажу тебе как юрист – они останутся с носом! Ты же не одна…
– Да пошли вы все к черту!
Игорь Александрович неожиданно улыбнулся: «Кто это придумал, что она с мужским характером?.. Ум-то каверзный, бабий, истеричка! Как только такие попадают на высокие посты».
Не слушая Маму, он начал ей объяснять психологические детали: как можно запутать следователя, «взять его на понт» или отказаться от показаний…
Мама слушала рассеянно, с глуповатым выражением лица.
Столыпин знал, что Лефортово способно на многое: здесь психологическое давление особое, не то что в других тюрьмах – грубое и пущенное на самотек… Здесь, как говорится, все по науке, потому и боялся Игорь Александрович за Маму: не сломилась ли она? Если сломилась, то все пойдет насмарку – следователи свое дело знают и хорошо чувствуют ту грань, когда подследственный теряет власть над собой…
И Столыпин неожиданно для себя вспомнил, как однажды он увидел Маму на одном представительном банкете: настоящая примадонна. Она была шикарно одета, сверкающая и ошеломляющая всех своим нарядом.
Надавав еще кучу юридических советов и тонкостей, которые необходимо знать в столь щекотливом деле, Столыпин попрощался с Мамой, тем более время закончилось и в камере появился знакомый майор.
Мама стояла посреди камеры в своем байковом халатике, с растрепанными волосами, побледневшая, но спокойная.
Когда позвонил Столыпин, Сомов смотрел по телевизору футбол.
– Ну и что? – поинтересовался с деланной прохладцей.
Столыпин задержал дыхание, как бы еще раз продумывая то, что он должен был сказать.
– Собственно, я этого и ожидал, – медленно, волнуясь, сказал Столыпин. – Народ там тертый. Боюсь, они сумели ее сломать.
– Не может быть!
– Как я хотел бы верить в обратное. Но увы, я сам видел ее, воочию.
19
Мазоня эти дни был словно в ударе. Его активности можно было позавидовать. Он носился по городу в своей «тойоте», наводя на своих и чужих вассалов страх: уголовный бизнес признал Мазоню, и он за короткое время сумел провернуть многое. Первое, что он сделал, это подмял под себя бачков соседнего района.
Соседний район, давно славившийся в городе прежде всего кидалами и железняками (торговцами запчастей к машинам), привлек Мазоню сразу же после