На задворках империи. Виктор Носатов
реку уже перебралось порядочно народу, но обоза, конвоя его и арьергарда все еще не видно. Только спустя несколько часов подошел наконец и обоз с промокшими подстилочными кошмами, палатками и разными солдатскими и офицерскими вещами.
К вечеру вновь пошел снег, и потому прозябшие на ветру солдаты, мигом установив палатки, стали было греть воду в манерках. Но мокрый кизяк не горел, а другого топлива найти просто не удалось. Так и пришлось солдатам лечь, даже не согревшись чайком.
– Хотя бы водочки выдали для сугреву! – ворчал Кузьмин, успевший к прибытию обоза обсушиться у костра. То ли по недогляду интендантов, то ли еще по какой причине, но водка почему-то выдана не была. Да и суп с недоваренным мясом поспел только к первому часу ночи, и, конечно, разоспавшиеся люди так его и не поели.
На следующее утро погода прояснилась. Сквозь серые клочки снежных облаков просвечивало голубое небо. С рассветом артиллеристам удалось найти заросли терескена – и вскоре удалось согреть чайники. Каким вкусным показался на этот раз черствый сухарь с чаем, сильно попахивающим дымком! С каким наслаждением пили его все, начиная от командира и кончая солдатом.
Раздалась команда, и отряд тронулся в путь по тропе, ведущей к высокогорному перевалу Кизиль-Арт.
На высоте более четырех тысяч метров стало труднее дышать. Солдаты часто останавливаются, чтобы перевести дух. От этого колонна, словно гармошка, то растягивается на несколько верст, то теснится на небольшом пространстве между скалами и обрывом… Все круче и круче поднималась узенькая тропа, заваленная камнями. Справа обрыв, на дне которого бежала речка Кок-сай, извиваясь между гранитными утесами. Перевал был покрыт снегом, кругом не видно ни деревца, ни кусточка – все серо, пустынно и мрачно.
Часто стали попадаться то с правой, то с левой стороны тропинки выбеленные непогодой кости лошадей и верблюдов.
Два пластуна из передового охранения первыми добрались до перевала. Остановились там и с восхищением глянули окрест.
– А што, братцы, вот и на небо сичас запрыгну, – пошутил один из них – рослый, крепкий детина. – Смотри, ребята! – и он с криком: – Ура! – бросился вперед, карабкаясь по снегу, и вмиг взобрался на самую вершину перевала. Но тут силы покинули его, и он в изнеможении плюхнулся прямо на снег.
– Ну и гора! Ну и горища, дьявол тя побери! – сказал другой – широкоплечий, пониже ростом. Остановившись и тяжело дыша, он взглянул на скрывающуюся в облаках вершину, оседланную более удачливым товарищем, и, разродившись целым потоком крепких русских словечек, полез далее…
Вершина перевала господствовала над окрестными хребтами, и оттуда перед глазами открывался чудный вид: с боков заснеженные горные кряжи угрюмо и мрачно стояли у подножия перевала, а спереди зиял крутой обрыв, в конце которого виднелась долина реки Маркан-су. Баташов, видя себя выше окружающих вершин, несмотря на одышку, невольно испытывал радостное чувство от того, что забрались так высоко, выше облаков.
Вскоре на вершину