Развяжи петли холщовые. Владислав Фолиев
затем, сжимая ее всю, наводишь себя к одному единственному вопросу, затрагивающему ход времени.
Когда Яся зашла в кабинет, я остался в аптеке. Все время, что она не выходила, я думал о том, что лучше сказать ей, как начать разговор. Мысли были заняты одним: за шесть лет она настолько изменилась, что от той знакомой мне Яси ничего не осталось. Но я был уверен, что она обрадуется мне, что наш разговор естественно разовьется и приведет нас к чему-то чувственному.
Она вышла из кабинета через минут десять и, затерявшись среди идущих людей, направилась к общей лестнице; я пошел за ней. Не дойдя до лестницы, она свернула к небольшому залу для ожидания, где сидело несколько человек, поставила сумку на лавочку и, стоя, начала рассматривать какие-то листы. Я смотрел на ее спину и с каждым шагом к ней все отчетливее ощущал, что волнение снова подступает ко мне. Я подошел сбоку, поздоровался и назвал свое имя. Пару секунд она разглядывала меня своими большими зелеными глазами, а через мгновение ее смущение сменилось воспоминанием, она назвала мое имя, как бы повторяя его для себя, и мы обнялись. Она была возбуждена, как и я, глаза ее горели. Она сказала, что сразу не узнала меня с короткой стрижкой (я всегда носил волосы средней длины), и мы стали расспрашивать друг друга о том, как оба оказались в городе и что нового произошло в наших жизнях. Она рассказала, что переехала сюда два года назад, что преподает английский язык и что чуть больше года назад развелась, а я рассказал, что остался в городе после окончания университета, что работаю в аптеке и сейчас не в отношениях. «Я и не думала, что ты продолжил жить здесь после учебы», – сказала она после того, как я закончил, и я ответил, что тоже не думал увидеть ее когда-то здесь в городе. После этих слов мы вместе улыбнулись, и, казалось, оба одновременно осознали: за два года мы могли встретиться в любой момент, но он наступил именно сейчас, и он завораживал. Я спросил, ничего ли серьезного у нее со здоровьем, и она ответила, что обратилась к дерматологу из-за раздражения на одной из подмышек. Мы еще немного говорили, а затем я предложил ей встретиться.
Мы провели вместе вечер следующего дня. Избегая проезжей части, мы ходили по слабоосвещенным дорожкам в глубине парка, и в таком уединении она рассказывала, как была в браке, как жила все это время. Без чувства смущения она делилась переживаниями о разводе, которые еще недавно горели в ней и которые сейчас она доверяла мне. Она казалась потерянной, говорила, что не знает, что ее удерживает здесь уже столько времени, за исключением друзей, ей хотелось переехать, чтобы начать заново. Я слушал ее с упоением, пытаясь с такой же взаимной искренностью охватить свою жизнь в событиях и переживаниях. И, как это всегда бывает у людей, связанных долгими годами общения до совершеннолетия, у нас была особая связь: мы готовы были до бесконечности долго обсуждать времена детства, окунаться в них с головой. Иногда я отключался, смотрел на нее, особо не вникая в ее речь, – ее лицо заполняло меня, мне было достаточно видеть,