Ключ в двери. Лев Усыскин
как тогда у тебя. Мужчины это считывают, конечно, на раз и пытаются… А я их динамлю… И чувствую себя потом… дурой и мерзавкой…
Цепляю вилкой последние кусочки, запиваю минералкой – больше ничего не будет.
– И что, ничего нельзя сделать?
Вновь мотает головой.
– Ну ты узнавала? Психологи, там… разные волшебники…
– Бесполезно. Даже к экстрасенсорше его мать обращалась…
– Ч-черт…
– Вот так. Счастливая семейная жизнь. Хрен бы ее побрал.
Ксения улыбается печальной, усталой улыбкой.
– И уйти нельзя никак. И остаться тоже сил уже нету.
Автомобиль я бросил рядом с ДК Ленсовета, мы скоро дошли до него, по пути почти не разговаривая – благо, начинал моросить дождик, такой, знаете, обыкновенный для питерского межсезонья, будто сам Господь ссыт тебе на голову, не глядя… а ты и не обижаешься…
В машине я включил музыку и большую часть пути мы продолжали молчать – и только проехав Кушелевку, я, наконец, переварил тот словесный гарнир, что давеча прилагался к салату «цезарь»:
– Поедем ко мне?
Покачала головой, но тут же, решив, что я занят дорогой, повторила и в голос:
– Нет.
– Почему?
– Я же тебе рассказывала… там, в кафе… я не делаю этого… так решила… ну, прости меня, хорошо?..
Потом, свернув к ней во двор и припарковавшись возле зеленых помойных баков, я отщелкнул ремень безопасности и, повернувшись к девушке, нащупал в темноте обе ее ладони.
– Поехали, а?
Слегка потянул ее на себя, затем перехватил за плечи и миг спустя уже искал губами ее ускользающие губы.
…Все же в этом она смогла увернуться – не препятствуя, однако, моим объятиям. Еще секунда, другая – и, окончательно уклонившись от поцелуя, она, наконец, замерла, прижавшись щекою к моей щеке – даже позволила расстегнуть на куртке молнию. И вот моя рука завязла в шерстяной необъятности свитера, ощутив, как где-то там, внутри, под пятисантиметровым текстильным слоем, грудь замерла в привычном женском оцепенении ожидания. Я услышал ее дыхание, спокойное и взволнованное одновременно, предательски-бесстыжее, но не про мою честь. Прошла минута или три, или пять.
– Ладно. Мне пора уже идти, хорошо? – В ее голосе послышалась скребущая хлебная крошка, – Спасибо тебе за вечер… и прости… мне самой все это очень трудно дается…
– Тебе спасибо огромное… правда, спасла, кроме шуток…
Улыбнулась на прощание.
Хлопнула дверь…
Конечно, прояви я большую настойчивость… а так – как всегда… а, впрочем, черт с ней, и не жаль ничуть, чего уж там – девять к одному, плохо бы стало потом. Обоим. Тут уж – к бабке не ходи. К экстрасенсорше.
Наверное, дней через десять после этой встречи я приперся к Аденоиду в офис отчитаться о проделанной работе. Две скучающие красивые девки на ресепшене, отставив в сторону одинаковые чашки со свисающими на бок одинаковыми крылышками чайных пакетиков, долго колдовали в своих компьютерах, ища там мою фамилию. Затем, убедившись в ее отсутствии (о чем я и сам их предупредил), принялись набирать ее заново,