Евгений Онегин. Александр Пушкин

      И снова, преданный безделью,

      Томясь душевной пустотой,

      Уселся он – с похвальной целью

      Себе присвоить ум чужой;

      Отрядом книг уставил полку,

      Читал, читал, а всё без толку:

      Там скука, там обман иль бред;

      В том совести, в том смысла нет;

      На всех различные вериги;

      И устарела старина,

      И старым бредит новизна.

      Как женщин, он оставил книги,

      И полку, с пыльной их семьей,

      Задернул траурной тафтой.

      Условий света свергнув бремя,

      Как он, отстав от суеты,

      С ним подружился я в то время.

      Мне нравились его черты,

      Мечтам невольная преданность,

      Неподражательная странность

      И резкий, охлажденный ум.

      Я был озлоблен, он угрюм;

      Страстей игру мы знали оба:

      Томила жизнь обоих нас;

      В обоих сердца жар угас;

      Обоих ожидала злоба

      Слепой Фортуны и людей

      На самом утре наших дней.

      Кто жил и мыслил, тот не может

      В душе не презирать людей;

      Кто чувствовал, того тревожит

      Призрак невозвратимых дней:

      Тому уж нет очарований.

      Того змия воспоминаний,

      Того раскаянье грызет.

      Все это часто придает

      Большую прелесть разговору.

      Сперва Онегина язык

      Меня смущал; но я привык

      К его язвительному спору,

      И к шутке, с желчью пополам,

      И злости мрачных эпиграмм.

      Как часто летнею порою,

      Когда прозрачно и светло

      Ночное небо над Невою[16]

      И вод веселое стекло

      Не отражает лик Дианы,

      Воспомня прежних лет романы,

      Воспомня прежнюю любовь,

      Чувствительны, беспечны вновь,

      Дыханьем ночи благосклонной

      Безмолвно упивались мы!

      Как в лес зеленый из тюрьмы

      Перенесен колодник сонный,

      Так уносились мы мечтой

      К началу жизни молодой.

      С душою, полной сожалений,

      И опершися на гранит,

      Стоял задумчиво Евгений,

      Как описал себя пиит[17].

      Все было тихо; лишь ночные

      Перекликались часовые,

      Да дрожек отдаленный стук

      С Мильонной раздавался вдруг;

      Лишь лодка, веслами махая,

      Плыла по дремлющей реке:

      И нас пленяли вдалеке

      Рожок и песня удалая…

      Но слаще, средь ночных забав,

      Напев Торкватовых октав!

      Адриатические волны,

      О Брента! нет, увижу вас

      И, вдохновенья снова полный,

      Услышу ваш волшебный глас!

      Он свят для внуков Аполлона;

      По гордой лире Альбиона

      Он мне знаком, он мне родной.

      Ночей Италии златой

      Я негой наслажусь на воле,

      С венецианкою младой,

      То