Дети полуночи. Салман Рушди
“Горячие пакора, пакора горячие!”[32] Европейская женщина покупала шелка в лавке через дорогу, и мужчины в тюрбанах глазели на нее. У Назим – теперь уже Назим Азиз – ужасно болела голова; впервые она пожаловалась дважды на одно и то же недомогание, вероятно, жизнь за пределами тихой долины выбила ее из колеи. У ее кровати быстро пустел кувшин свежей лимонной воды. Азиз стоял у окна и вдыхал в себя город. Башенка Золотого Храма[33] блестела на солнце. Однако нос у Адама чесался: что‐то было не так.
Крупный план правой руки моего деда: ногти, суставы, пальцы – все неожиданно большое. Кустики рыжих волос на тыльной стороне ладони. Большой и указательный пальцы сомкнуты, их разделяет лишь толщина бумаги. Короче: мой дед держит листовку. Ему сунули ее в руку (тут мы дадим общий план – любому жителю Бомбея известны киношные термины), когда он входил в вестибюль гостиницы. Уличный мальчишка проскользнул во вращающуюся дверь, роняя по пути листовки, а чапраси[34] ринулся вслед за ним. Безумные обороты двери, кругом-и-кругом – и вот рука чапраси тоже взывает к крупному плану, большой палец тоже прижат к указательному, их разделяет лишь ухо мальчишки. Юного сеятеля подметных листков выставляют вон, но мой дед не расстается с посланием. Теперь, глядя из окна, он видит его же на противоположной стене, и на минарете мечети, и в набранном крупным шрифтом заголовке газеты под мышкой разносчика. Листовка-газета-мечеть-и-стена кричат: “Хартал!” Что значит буквально: день траура, бездействия, тишины. Но перед нами Индия в зените славы Махатмы, когда даже язык повиновался указаниям Ганди-джи[35], и это слово обрело под его влиянием новый смысл. “Хартал – 7 апреля”[36], – вторят друг другу мечеть-газета-стена-и-листовка, ибо Ганди постановил, что вся Индия в этот день должна замереть. Скорбеть вполне мирно, оплакивая продолжающееся присутствие англичан.
– Не понимаю, при чем тут хартал: ведь никто не умер, – всхлипывает Назим. – Почему не ходят поезда? Надолго мы тут застряли?
Доктор Азиз замечает на улице бравых, подтянутых молодых людей и думает: индийцы сражались за британцев, многие повидали мир, они испорчены заграницей. Их нелегко будет загнать обратно в старый мир. Напрасно британцы пытаются перевести назад стрелки часов. “Акт Роулетта[37] не следовало утверждать”, – бормочет он.
– Что еще за рулет? – причитает Назим. – По мне, так все это страшная чепуха.
– Против политической агитации, – поясняет Азиз и снова погружается в свои мысли. Таи когда‐то сказал: “Кашмирцы – особенные. Они, например, трусы. Дай кашмирцу в руки ружье – и оно, если выстрелит, то по чистой случайности. У парня так и не хватит духу спустить курок. Мы не то, что индусы, те вечно дерутся”. Азиз не может выкинуть Таи из головы, он не чувствует себя индийцем. К тому же Кашмир – не просто часть империи, а независимое княжество. Он не уверен, касается ли его хартал, объявленный
Пакора – лепешка или пирожок из гороховой муки.
Золотой Храм – главное святилище сикхов, выстроенное в Амритсаре в 1588 г. При Моголах был разрушен, но в начале xix в. восстановлен и покрыт медными позолоченными пластинами (отсюда само название “Золотой Храм”).
Чапраси – слуга, посыльный.
Мохандас Карамчанд Ганди (1869–1948) в 1918–1919 гг. приобретает решающее влияние как внутри партии Индийский национальный конгресс, так и в развернувшемся в тот период по всей стране национально-освободительном движении в целом.
Хартал – букв. “траур по умершим”. В марте 1919 г. Ганди призвал народ к проведению “всеиндийского хартала” – прекращению работ на фабриках, заводах и в учреждениях, закрытию лавок и магазинов, учебных заведений и т. д. С этих пор слово “хартал” употребляется прежде всего в значении “забастовка, стачка”.
18 марта 1919 г. правительство Британской Индии издало специальный законодательный акт, известный как “Закон Роулетта”. Закон этот, направленный против любой формы борьбы за освобождение Индии, предусматривал право властей разгонять собрания и митинги, арестовывать и ссылать без суда и т. д.