Чужой среди своих. Василий Панфилов
вина в своей жизни не пробовали ни разу! Вот у нас в Армении…
– Слышь… – повернувшись к нему, резко ощерился Колька Второв, по прозвищу Николай Второй, – хач! Задолбал ты своей Арменией! Сколько можно нервы полоскать своими байками! У нас да у нас… хера же ты с отцом здесь, а не в Армении?! У вас же всё хорошо, а у нас так херово, так что вы здесь забыли?!
Леван взвился, и, хотя он сам не раз и не два рассказывал, что «Хач» по-армянски, это «Крест», и в самом слове нет ничего дурного, но Колька хотел обидеть, а Леван – обидеться.
В пацанов вцепились, повисли на плечах, загомонили разом, шумом забивая обидные слова, но тщетно.
– Бля, забодали… – выплюнув окурок, ругнулся Вовка, он же Короед, отпуская Левана и отходя в сторону. Харкнув зло и обильно на вытоптанную траву, он отошёл в сторонку и уселся на бревно, демонстративно отстранившись от происходящего.
– Парни! – повысив голос, тщетно пытаюсь воззвать к голосу разума, – Какого хера?! Лёва, в самом деле, ты свою Армению к месту и не к месту вставляешь, ну сколько можно!?
– Коля, – поворачиваюсь ко второму, – а ты чего? Забыл, как мы втроём с Лёвкой от пацанов из Лесхоза отбивались?!
– Да пошёл ты! – отмахнулся тот, ненароком зацепив мне локтем по виску, и сбив с головы кепку, улетевшую аккурат в Вовкину харкотину.
– С… – сцепив зубы, я удержал рвущиеся слова, и, подобрав кепку, оттёр её, как мог, от харкотины, смял, и сунул в карман. Дома отстираю, а пока так…
Кончики ушей сразу начали мёрзнуть, потому как май, он у нас пока только в календаре. Север!
Усевшись на бревно рядом с Вовкой, подрагивающими пальцами вытащил папиросу, стараясь не обращать внимания на крепко занывшую голову. Приятель, ни говоря ни слова, затянулся покрепче и протянул мне тлеющую папиросу, от которой я и прикурил.
– Каждый раз одно и тоже… – не поворачивая головы, сказал Вовка, глядя куда-то в сторону.
– Угу… – в тон отозвался я, – надоело, сил нет!
Помолчали, не глядя в ту сторону… да и чего глядеть-то? В посёлке я уже два года, и всех немногих годков4 знаю, как облупленных!
Со всеми, считай, подрался, а с некоторыми и не по разу. Ну и всякие разные… приключения. А куда без них?
– Да чёрт с вами! – дискантом выпалил Ванька, и его слова поставили точку в попытке примирения.
Скривившись, я не сказал ни слова, глядя, как парни собираются драться тут же, прямо на заплёванном пятачке, с валяющимися окурками и битым бутылочным стеклом. Да ну их к лешему!
Леван, ощерившись и демонстративно хрустя костяшками пальцев, сказал что-то на армянском, и, судя по паскудному прищуру, это были ругательства из самых чёрных.
– Слышь, хач сраный, – оскалился Второв, сжимая кулаки и с ненавистью глядя на армянина, – Самому-то непротивно от себя? Я ж тебя, черножопого, на эвенкийском могу послать или корейском, но говорю с тобой на языке, который ты понимаешь. А я ведь твои слова запомнил, и потом к твоему отцу подойду и спрошу, что они означают.
Взревев
Годки – одногодки.