Улица милосердия. Дженнифер Хей
семье ужин запивали колой под брендом супермаркета. Они ели с бумажных тарелок, – каждый прием пищи как пикник. Это был не каприз, а практичная привычка: иногда мать не могла оплатить счета за воду и каждый год в течение пары недель нормальную посуду мыть было попросту не в чем. Дешевые бумажные тарелки продавались упаковками по сто штук и были такими хлипкими, что они использовали по две, а то и по три за раз, вследствие чего производили огромное количество мусора. Контейнеры под гофрированным пластиковым навесом за трейлером вечно были переполнены. Размокшие тарелки и остатки еды гнили внутри, и в летние месяцы вонь стояла просто невообразимая. Подобно многим беднякам, их семья представляла собой экологическую и санитарную катастрофу.
Когда Клаудия слышала слова «белая шваль», она думала именно об этом.
Она так никогда и не узнала, что это был за комик и что побудило его высмеивать тех, кто составлял львиную долю его аудитории. Бедные люди много смотрят телевизор. Семья Клаудии иногда оставалась без воды, но у них всегда был дорогой кабельный пакет, за который ее мать всегда умудрялась платить вовремя.
Если Деб была дома, телевизор всегда был включен. Чтобы заснуть, она включала что-нибудь монотонное: гольф или федеральные политические каналы. Каждое утро своей короткой жизни она проводила в бодрой компании утренних передач с жеманными ведущими, душещипательными историями и звездными гостями, готовящими свои любимые блюда. Можно подумать, кинозвезды вообще что-то готовят. Уходила она в семь тридцать, предоставляя Клаудии собирать и кормить приемышей.
Как только за матерью закрывалась дверь, Клаудия выключала телевизор.
Деб звала их «приемыши», словно это была их фамилия, словно они все были братьями и сестрами в большой, многоцветной (по меркам Мэна), постоянно растущей семье. Сначала один, потом двое, потом трое или четверо. Клаудия училась в средней школе, когда Деб открыла для себя этот способ дополнительного заработка, – подходящий возраст для присмотра за детьми. Штат Мэн ежемесячно платил за каждого ребенка четыреста долларов.
(Реальная ли это сумма? После смерти матери Клаудия уточнила у своей тети Дарлин. «Вроде так», – ответила та, но как-то неуверенно.)
Но важнее было другое: каждый приемыш увеличивал их месячный надел того, что по непонятным причинам называлось «продовольственными карточками». В действительности это были не карточки, а бумажные банкноты, на которых федеральные власти броско напечатали: Министерство сельского хозяйства США, ПРОДОВОЛЬСТВЕННЫЙ ТАЛОН. Продовольственные карточки были голубыми или фиолетовыми, чтобы их наверняка никто не мог спутать с настоящими деньгами. Всем сразу должно было быть понятно, что это такое – государственные подачки для бедных. Их дизайн был нацелен на максимальное унижение. Сейчас времена изменились, одиноким матерям, получающим финансовую помощь, выпускают дебетовые карточки, но тогда люди были не прочь их устыдить. Чувство стыда считалось вполне соответствующим