Будущее уже было. Юрий Анатольевич Кириллов
пулемёта. И пулемётчиков тоже, на всякий случай, под наблюдение.
Заговорщики разошлись выполнять указания командира, Кирпичников вновь продолжили обсуждать положение с Марковым:
– Одним нам не справиться, надо фронтовиков подключать, – предложил его приятель.
– Могут и не присоединиться, – засомневался Тимофей. – Надо кого-то прямо сейчас отправить к ним для переговоров. Только осторожно.
– Что будем делать, если никто не присоединится? Это ведь бунт, – продолжал нагнетать обстановку Марков.
– Сам понимаю. Придётся занять оборону. Расставим солдат и пулемёты в пределах казармы, – ретиво произнёс Кирпичников.
– А если, не кривя душой? В случае поражения ведь нас теперь ждёт смерть, – Марков прижался щекой к винтовке.
Наступила гнетущая тишина. Казалось, слышны были, как бьются сердца каждого солдата. Почти никто не спал, и каждый думал о своём. Предстояло нелёгкое утро. Олег лежал и думал, что первым делом сразу выяснит, кто среди солдат Соколов. Его нетрудно будет узнать по синяку от крепкого удара агрессивного командира.
Филатову тоже не спалось. Он также хотел поскорее утром попасть в расположение учебной роты и найти этого самого Соколова.
***
Вдоволь нагулявшись по Алексеевскому саду на задворках дворца великого князя, парочка интеллигентных с виду, но, совсем по-ребячески, так и не дойдя до Набережной Мойки из-за разнузданной пьяной шайки впереди, пробралась сквозь дворы и арки к выходу на проспект и направилась в обратную сторону, то и дело, периодически останавливаясь для объятий с поцелуями, нисколько не стесняясь редких прохожих и не боясь обветривания губ на ветру. По всему было понятно, что им совсем не скучно вдвоём, и прогулка с неожиданностями и приключениями лишь забавляет их.
– Знаете, мой милый друг, почему этот проспект был назван именно Английским? – заводила самые различные темы спутница.
– Вероятно, здесь живёт много английских подданных? – попытался предположить Бероев,
– О, да… Вон в тех домах, что напротив Галёрного дома, действительно проживает много англичан.
– А я даже знаю, что ранее его называли Аглинской перспективой, затем Англинским проспектом, и уже только при Екатерине окончательно утвердили то название, что сейчас, – будучи, хорошо знающим историю своего родного города, попытался блеснуть знаниями Виталий.
В ответ Любовь заливисто расхохоталась:
– При Екатеринушке Великой его называли Дровяной улицей, из-за того, что она учредила дровяные запасные магазейны, дабы продавать дрова зимою бедным людям.
Коренной петербуржец был крайне удивлён и доводами собеседницы, и своими пробелами в собственных познаниях. А Любовь, нисколь не заметив его смущения, лишь добавила, окончательно развеяв все сомнения в её незаурядности:
– А ещё ранее, когда только была построена эта проезжая улица, она вообще была названа Успенской, потому как здесь должны были поставить церковь Успения