5 историй из жизни Маргариты Морозовой. Дарья Дмитриева
– студентка филологического факультета, литератор, влюблённая в поэзию Константина Толстого. Как так получилось, что буквально через несколько недель они пришли в ЗАГС Петроградского района? Сумасшествие, не иначе. Но сейчас тёплый, мягкий, сдобный результат сумасшествия ждет её дома – значит, всё было так, как должно было быть.
Трамвай из последних сил прополз мимо Академии художеств, завернул на 8-ю линию и, наконец, начал приближаться к 6-й линии Васильевского острова, где в доме 39, на пятом этаже в окно, шмыгая сопливым носом, смотрела маленькая девочка Мара.
Она сидела на широком подоконнике и, подперев ещё по-младенчески пухлой ручкой ярко-розовую, горячую щёку, всматривалась в тёмную пургу.
Картинка в окне больше всего походила на шумную рябь испорченного телевизора, но Мара, конечно, об этом ещё не догадывалась. До старта регулярного телевещания в СССР оставалось несколько месяцев, а до появления чудо-коробки, принимающей невидимые сигналы у Маргариты Фёдоровны Морозовой, инженера-архитектора – 30 лет. Поэтому функцию мультиков для болеющих, вечно путающихся под ногами детей исполняло окно. Правда, в тот день канал телевещания барахлил, и на тёмном стеклянном экране мелькала лишь густая снежная рябь.
– Марка!!! Негодница! Слезай немедленно с подоконника, тут же холодно!!! – раздалось так громко и неожиданно, что девочка невольно вздрогнула, но уже через секунду оказалась в воздухе, а ещё через одну секунду – на полу. И пока Мара раздумывала, обидеться и пустить слезу или рассмеяться и из вредности попробовать залезть обратно, она опять осталась в комнате одна – Сонечка упорхнула обратно на кухню готовить ужин.
Софья Ивановна Зуева была здоровой деревенской девкой с толстой косой и добрыми, ласковыми глазами. Приехала она откуда-то из Калининской области6, из маленькой деревушки Подберезье, и уже пару лет, ещё с прошлой квартиры на Чайковского, числилась у товарища Морозова домработницей. Должность её, несмотря на свой буржуазный душок, была совершенно официально записана в домовую книгу по 6-й линии, 39. Возможно, нелегко представить, что двое обыкновенных учителей с обыкновенной учительской зарплатой могли себе позволить домработницу, причём не столько материально, сколько коммунистически-морально. Однако по тем временам ничего экстраординарного в этом не было. И правда: все только выигрывали от этой ситуации. Никого из четверых бабушек и дедушек Мары, положенных по правде жизни любому маленькому ребенку, в Ленинграде не было. Вернее, их уже вообще не было, всех четвертых. Но в Ленинграде их не было совсем. Кто-то остался в ныне вражеской Нарве, кто-то нашел покой в далёкой Вологде, кто-то лежал на маленьком сельском кладбище в Костромской области. Впрочем, Мара ничего про них не знала и знать, если честно, не очень-то хотела. Так и получалось, что сидеть с часто болеющим ребенком было совершенно некому, а деревенской девушке, приехавшей после школы в Ленинград, кров, стол и немного денег были совсем не лишними. Но условия проживания молодой
Тверская область.