Птицы молчат по весне. Ксения Шелкова
в замешательстве смотрела на Вацлава Брониславовича, забыв даже оскорбиться. Она уже готова была позволить ему назвать её своей, раз и навсегда! Ведь он же сам обнял её и увлёк на это узкое, неудобное ложе!
Князь стоял рядом на коленях, покорно опустив глаза, точно на молитве. Анна тряхнула головой, убирая с лица растрепавшиеся кудри.
– Отчего вы не хотите быть со мной, отчего?! – её голос звенел, как струна. – У меня нет мужа, граф Левашёв – чужой мне человек! Эти дети, что вы видели, они вовсе не…
Полоцкий схватил её за руки.
– Молю вас, Анна Алексеевна, остановитесь! Вы вовсе не должны мне что-то объяснять, и я не имею права на ваши семейные тайны! Я не хочу, чтобы вы сейчас сгоряча рассказали то, о чём будете жалеть впоследствии.
Вообще-то он был прав: не стоило обнажать тайны сестры перед чужим для Елены человеком! Но разве Элен заслуживала деликатности со стороны Анны? К тому же Вацлав Брониславович скоро станет для неё самым близким существом – тогда он, конечно, имел бы право знать всё.
А он, меж тем, продолжал:
– Графиня, мы обязательно должны быть более откровенны друг с другом, но сейчас момент для этого крайне неудачный. Я повёл себя, как… – он запнулся. – Мне нет прощения.
Анна запахнулась, наконец, в халат и надёжно завязала пояс с кисточками. Несколько минут назад Полоцкий сжимал её обнажённое тело в объятиях и покрывал поцелуями, а сейчас – сейчас он снова сделался как будто хорошим знакомым. Анна почувствовала, как горячий румянец залил её щёки, когда он будто споткнулся взглядом об её открытые колени. Она поспешно натянула на ноги полы халата.
– Я не знаю, зачем вы говорите все эти слова, князь. Я люблю вас – иначе я бы к вам не пришла. Да, я вышла замуж за графа Левашёва лишь потому, что обещала папеньке перед смертью… Но люблю я вас. Вы ведь не станете отрицать, что были тогда ночью в горах и спасли меня? Я не видела вашего лица, но запомнила ваш голос.
Полоцкий продолжал стоять перед ней и молчать. Анна перевела дыхание и ждала ответа, решив, что больше ничего не станет говорить.
– Ваша красота, – сказал, наконец, Вацлав Брониславович, – не позволила мне сразу справиться с собой. Я действительно был очарован вами. Но… Я не имел права так поступать, пользоваться вашим доверием и ситуацией, в которой вы оказались. Вы бы потом не простили меня, Анна Алексеевна.
– Так значит, вы уже любите кого-нибудь? – дрожащим голосом спросила она. – Ваше сердце занято не мною?
Он не ответил, лишь утвердительно наклонил голову. Анна чувствовала нервную дрожь в коленях и пальцах; ей захотелось закутаться в кучу одеял, забиться в какую-нибудь нору, подальше от глаз всего мира. Если бы здесь, под диваном, в полутёмной гостиной было бы отверстие в полу – она бы с удовольствием юркнула туда, чтобы никогда больше никому не показываться… Особенно князю Полоцкому.
– Анна Алексеевна, поймите меня правильно. С той минуты, когда вы появились на пороге моего дома, вы останетесь под моей защитой до тех пор, пока будете