Пути Волхвов. Анастасия Андрианова
расправил плечи, загордился.
– Мои свечи рассказывают нечистецам, что водяной мне покровительствует. Оттого и не тронут тех, кто эти свечи зажигает. Потому и на нас не напали, а вот возницу сгубили.
Ним подумал, что, возможно, помог ещё и соколий камень – девушка ведь сказала, что лес не тронет. Но спорить со свечником не стал.
– Почему водяной покровительствует свечнику? Как вы можете быть связаны?
Ним ощущал себя будто в причудливом сне. В Царстве он и представить не мог, что будет говорить с кем-то о нечистецах так же свободно, как о живых людях. Дивное диво! И до чего же странно.
– Водяной крутит мельницы, – пояснил Велемир. – Мой отец мелет муку. Водяные и пасечникам помогают, следят, чтобы дождь пчёл не мочил, а за помощь берут дань сладкими сотами. Если уж дружен с водяным, если выпросил у него позволения поставить мельницу на его ручье, то отчего же пасеку не завести? Наш водяной целует свечи, которые отец опускает одним концом в ручей, и остальные нечистецы знают: не трожь того, кто такую свечу зажжёт, иначе не избежать разборок с верховным.
– С тем, что в Русальем озере, – добавил Энгле. Велемир согласно кивнул.
Разговор о водяных смягчил свечника, он перестал хмуриться и даже слегка зарумянился. Ним почти перестал его опасаться.
– Скоморохи! – воскликнул кто-то. – Скоморохи приехали!
Все, кто был в состоянии что-то слышать и понимать, обратились в слух. Снаружи доносилось нестройное бренчание музыкальных инструментов. Ним устало повёл плечами. Такую безыскусную игру в Царстве не услышишь, а если кто и осмелится играть на улице, толком не научившись, ни за что не осмелится просить за своё выступление денег. Однако никто, кажется, не разделял его мнения.
Посетители кабака – те, кого ещё держали ноги, – потянулись к окнам и выходу, пьяные лица светились искренним любопытством и предвкушением дивного зрелища. С удивлением Ним заметил, что Энгле тоже тянет шею, прислушиваясь к музыке, и даже хмурый Велемир насторожился.
– Скорей идите, не то всё пропустите, – бросил на ходу хозяин кабака, торопясь к выходу. Объёмистое брюхо колыхалось перед ним, как набитый соломой мешок.
– Пойдём, посмотрим, – выпалил Энгле, умоляюще глядя на товарищей. – Сто зим скоморохов не видал! Когда ещё доведётся?
Велемир сухо кивнул.
– Пойдём. Свечи берите с собой.
Ним хотел запротестовать, уйти отдыхать в снятую комнату, но перед глазами снова всплыло освежёванное лицо возницы, и вновь вспыхнувший страх не позволил ему остаться одному. Ним с неохотой встал, морщась от боли в ногах и рёбрах, сгрёб свою свечу пятернёй и поплёлся вслед за Энгле и Велемиром. Обкромсанный мальчишка тоже, как ни странно, потащился к выходу, всё так же молчаливо и не поднимая головы.
На площади перед кабаком собралась, наверное, целая деревня. Мужчины, женщины, старики, дети – все в грубоватой, простой одежде, кое-где украшенной вышивкой, некоторые – в странной плетёной обуви, какой Ним никогда не видел в Царстве, иные и вовсе босиком. На обветренных,