Соборяне. Повести и рассказы. Николай Лесков
к этому не сроден и недостоин.
– Но ведь тебя протопоп обижает?
– Нет, не обижает.
– Да ведь он у тебя, говорят, раз палку отнял?
– Ну так что ж, что отнял?
– И глупцом тебя называл.
– Не знаю, может быть и называл.
– Донесем на него, что он нынче говорил.
– Что-о-о?
– А вот что!
И Термосесов нагнулся и, взяв из-под стула шляпу Ахиллы, бросил ее к порогу.
– Ну так ты, я вижу, петербургский мерзавец, – молвил дьякон, нагибаясь за своею шляпою, но в это же самое время неожиданно получил оглушительный удар по затылку и очутился носом на садовой дорожке, на которой в ту же минуту явилась и его шляпа, а немного подальше сидел на коленях Препотенский. Дьякон даже не сразу понял, как все это случилось, но, увидав в дверях Термосесова, погрозившего ему садовою лопатой, понял, отчего удар был широк и тяжек, и протянул:
– Вот так лампопо! Спасибо, что поучил.
И с этим он обратился к Варнаве и сказал:
– Что же? пойдем, брат, теперь по домам!
– Я не могу, – отвечал Варнава.
– Отчего?
– Да у меня, я думаю, на всем теле синевы, и болова голит.
– Ну, «болова голит», пройдет голова. Пойдем домой: я тебя провожу, – и дьякон сострадательно поднял Варнаву на ноги и повел его к выходу из сада. На дворе уже рассветало.
Отворяя садовую калитку, Ахилла и Препотенский неожиданно встретились лицом к лицу с Бизюкиным.
Либеральный акцизный чиновник Бизюкин, высокий, очень недурной собой человек, с незначащею, но не злою физиономиею, только что возвратился из уезда. Он посмотрел на Ахиллу и Варнаву Препотенского и весело проговорил:
– Ну, ну, однако, вы, ребята, нарезались?
– Нарезались, брат, – отвечал Ахилла, – могу сказать, что нарезались.
– Чем же это вы так угостились? – запытал Бизюкин.
– Ланпопом, друг, нас там угощали. Иди туда в беседку: там еще и на твою долю осталось.
– Да кто же там? Жена? и кто с нею?
– Дионис, тиран сиракузский[81].
– Ну, однако ж, вы нализались!.. Какой там тиран!.. А вы, Варнава Васильич, уже даже как будто и людей не узнаете? – отнесся акцизник к Варнаве.
– Извините, – отвечал, робко кланяясь, Препотенский. – Не узнаю. Знако лицомое, а где вас помнил, не увижу.
– Вон он даже, как он, бедный, уж совсем плохо заговорил! – произнес дьякон и потащил Варнаву с гостеприимного двора.
Спустя несколько минут Ахилла благополучно доставил Варнаву до дома и сдал его на руки просвирне, удивленной неожиданною приязнью дьякона с ее сыном и излившейся в безмерных ему благодарностях.
Ахилла ничего ей не отвечал и, придя домой, поскорее потребовал у своей Эсперансы медную гривну.
– Вы, верно, обо что-нибудь ударились, отец дьякон? – полюбопытствовала старуха, видя, как Ахилла жмет к затылку поданную гривну.
– Да, Эсперанса, я ударился, – отвечал он со вздохом, – но только если ты до теперешнего раза думала, что я на мою силу надеюсь, так больше этого не думай. Отец протопоп министр юстиции; он правду мне,
Дионисий – имя двух тиранов (изначальное значение «неограниченный правитель») сиракузских: Дионисия Старшего (правил в 406–367 годах до и. э.) и его сына Дионисия Младшего.