Словно мы злодеи. М. Л. Рио
ударить себя, пусть кулак тебя и не коснется.
Я растерянно заморгал.
– Когда будете готовы, – сказал Камило и отступил назад. – Не спешите.
Мы стояли неподвижно, уставившись друг на друга. Глаза у Джеймса были яркие, пронзительно-серые, но, стоя настолько близко, я видел вокруг зрачков тонкое золотое колечко. Что-то в его мозгу крутилось, работало – напряглись желваки в углах челюсти, нервно подергивалась нижняя губа. Джеймс, насколько я знал, ни разу по-настоящему на меня не злился. Завороженный странностью происходящего, я совершенно забыл свою часть упражнения и просто смотрел, как растет напряжение, как поднимаются плечи Джеймса, как сжимаются у бедер его кулаки. Он едва заметно коротко мне кивнул. Я знал, чего ждать, но какой-то не ко времени проснувшийся рефлекс заставил меня склониться вперед, податься к нему. Его рука взлетела к моей голове, но я не отреагировал, не сделал подзвучку, не развернулся, просто поморщился, когда меня что-то царапнуло по щеке.
В зале стояла странная тишина. Джеймс нахмурился, глядя на меня, чары вражды рассеялись.
– Оливер? Ты не… Ох! – Он взял меня под подбородок и развернул щекой к себе, потом вытер ее. Кровь. – Боже мой, прости.
Я ухватился за его локоть, чтобы удержать равновесие.
– Нет, все в порядке. Серьезная рана?
Камило отодвинул Джеймса с дороги.
– Давай-ка посмотрим, – сказал он. – Нет, просто царапина. Углом часов задел. Ты как?
– Нормально, – ответил я. – Не знаю, что произошло, я просто задумался и подставился.
Я неловко пожал плечами, внезапно осознав, как на меня таращатся Камило и четверо однокурсников, о которых я напрочь забыл.
– Сам виноват. Не был готов.
Джеймс, которого я не забыл – как его забыть? – стоял, глядя на меня с такой тревогой, что я едва не рассмеялся.
– Да правда, – сказал я. – Все нормально.
Но, возвращаясь на место, я едва не споткнулся, у меня кружилась голова, как будто он на самом деле меня ударил.
Сцена 10
Первая репетиция без текста не задалась.
В тот раз мы впервые вышли на площадку. Театр Арчибальда Деллакера вмещал пятьсот зрителей и был украшен со всей умеренностью барочной оперы. Кресла были обиты тем же синим бархатом, что пошел на большой занавес, а люстра производила такое впечатление, что некоторые зрители, сидевшие на балконе, больше смотрели на нее, чем на сцену. За шесть недель до премьеры ни декораций, ни реквизита еще не было, но место под них было размечено скотчем. Казалось, что стоишь посреди огромного пазла.
Я выучил текст Каски, но Октавием всерьез пока не занимался, поскольку он появляется только в четвертом акте. Скорчившись в третьем ряду, я лихорадочно перечитывал предстоявшие мне монологи, пока Александр и Ричард топтались по тому, что мы начали называть Сценой в Шатре, которая к тому времени представляла собой наполовину спор о военной стратегии, наполовину – ссору любовников.
Джеймс:
Я