По степи шагал верблюд. Йана Бориз
до времени отдыхало в бархатной коробочке на дне сундука. Семен схватил деньги и небрежно запихнул в карман.
– Осторожно, не потеряй. – Потянулась взглядом за купюрами и тут же, без паузы выстрелила ультиматумом: – Если ты когда‐нибудь засватать меня собираешься, то говори прямо с матушкой, а разговоры промеж нас не считаются, это для души.
– Что значит «не считаются»? – опешил Семен. – Жить‐то нам, а не родителям. Если я тебе не люб, если есть другой на примете, то ты прямо скажи, я пойду разберусь с ним.
– Никого нет, не мели чепухи, – покраснела Глаша, – люди косо смотрят. То ли невеста, то ли нет.
Но Семен ее не слушал, он распалился старой заправкой для новой порции ревности и завел шарманку:
– Или все‐таки княжич покоя не дает? Все‐таки метишь в княжеские полюбовницы? Или уже случилось все самое сладкое? А?
Глафира, разозлившись, убежала вся в горячих непрошеных слезах и только дома, успокоившись, поняла, что ответа на свой вопрос так и не получила.
До холодного Петропавловска под приметным гербом со смешным коротконогим верблюдом Чжоу Фана довез директор завода Мануил Захарыч на своей модной таратайке. В дороге побеседовать не получилось, но лопоухий китаец проникся бесконечным уважением к управляющему. За его точными уверенными движениями, короткими четкими указаниями, за тем, с каким вниманием следили за ним глаза кучера Степана, угадывался человек недюжинного ума, по заслугам гордящийся высоким положением.
Проводили его как родного, полтину на хлеб пожаловал добрый князь Веньямин, да еще полтину сунул, смущаясь, доктор Селезнев. На хлеб. А что в узелке полным-полно еды – не на день, а на три или даже на неделю, – о том и позабыли.
– Степан, я побежал в торговый приказ, а ты отвези‐ка нашего дружка на станцию да купи билет на поезд. Веньямин Алексеич распорядились. А то он заплутает в наших трех улицах. – Мануил Захарыч дежурно засмеялся, и Степан услужливо подхватил дробным подхалимским смешком. – А потом завези в китайскую слободу, где караванщики бытуют. Пусть там пообвыкнется, может, выведает что про свои дела.
Лакированная таратайка с кожаным верхом покатила дальше, а вечно спешащий директор тотчас сгинул в купеческих рядах.
На вокзале Чжоу Фан увязался за коренастым Степаном – любопытство одолело. Ничего особенного в бурлящем человеческом котле не отыскал: замусоленный чиновник в окошке и огромные объявления непонятными кривыми буквами во всю стену.
– Пошли, завтра с утреца твой поезд отбывает. Понимаешь? – потянул за рукав Степан.
– Да? – спросил ни слова не понявший Чжоу Фан.
– Что «да»? Надо говорить «што», запомни – «што-о-о». Повтори: «што».
– Што? Што? Плавилно? – Старательный китаец вовсю тренировал язык.
– Молодец, – похвалил усердного ученика кучер. – Завтра. Утром. Сюда приходить. Поезд. Тю-тю-тю. Понял?
Чжоу Фан прекрасно понял. Он уже разглядел на стене цифры – восемь часов. И надпись «Петропавловск