Такое долгое странствие. Рохинтон Мистри
ногу. Чем быстрее он бежал, тем уродливей оно становилось, и он не хотел, чтобы люди это видели. Мясник мчался впереди, стараясь схватить птицу. К счастью, вырвавшись во двор, она, вместо того чтобы броситься на дорогу, повернула направо и побежала вдоль черной каменной стены, которая и привела ее в тупик.
А там своей вихляющей утиной походкой расхаживал Хромой Темул. Он бросился на курицу и, ко всеобщему удивлению, включая и его собственное, поймал ее. Схватив за ноги, он поднял ее и стал с безумным ликованием размахивать ею, отчаянно бившей крыльями.
Хромого Темула можно было видеть во дворе с утра до вечера, и в дождь, и при ярком солнце. Стоило Густаду подумать о волшебстве, совершенном Мадхиваллой-Костоправом, исцелившим его сломанное бедро, на ум сразу приходил Темул, потому что Темул-Лунграа, Хромой Темул, как все его называли, был самым что ни на есть печальным примером человека, который, сломав бедро, имел несчастье подвергнуться традиционному методу лечения, как многие другие. Эти бедняги обречены много лет ходить на костылях или с палочкой, тужась, переваливаясь и задыхаясь в попытках снова научиться самостоятельно двигаться после операции, и впереди их не ждало ничего, кроме жизни с вечной болью.
Хромой Темул всегда держался подальше от одинокого дворового дерева, как будто боялся, что оно вытянет одну из своих ветвей и ударит его. В детстве он упал с этого дерева, пытаясь достать запутавшегося в его кроне воздушного змея. Мелия не была добра к Темулу, как к другим. Детям Ходадад-билдинга она помогала тем, что сок срезов ее веток оказывал успокаивающее действие на зудящую сыпь при кори и ветрянке. Напиток, который готовила из ее листьев (истолченных в ступке пестиком в темно-зеленую кашицу) Дильнаваз, способствовал нормальной работе кишечника у Густада все двенадцать недель, беспомощно проведенных в постели. Слугам, разносчикам и нищим, проходившим мимо, прутики мелии служили зубной щеткой и зубной пастой одновременно. Год за годом дерево бескорыстно отдавало себя всем, кому требовалась его помощь.
Но Темулу оно не благоволило. При падении с него он сломал бедро и, хоть приземлился и не на голову, что-то случилось внутри нее в результате этого несчастного случая – подобно тому, как иногда во время землетрясения раскалывается дом, находящийся далеко от его эпицентра.
После падения Темул уже никогда не стал таким, каким был прежде. Родители не забирали его из школы, надеясь хоть как-то поддержать и спасти от изоляции. Работало это или нет, но мальчик был счастлив, с трудом ковыляя туда на своих маленьких костылях, и они платили за его обучение, пока администрация школы не отказалась держать его в ней дальше и вежливо не объяснила им, что для всех причастных было бы лучше, если бы академическая карьера Темула на этом закончилась. Теперь его родители уже давно были мертвы, и за ним приглядывал старший брат, который работал кем-то вроде коммивояжера и постоянно находился в разъездах, но Темула это ничуть не огорчало. В свои тридцать с хвостиком он по-прежнему предпочитал детскую компанию. Исключение он делал только для Густада. По какой-то причине Густада он обожал.
Часто можно было видеть, как