Спой мне о забытом. Джессика С. Олсон
прочищает горло и, когда мелодия начинает повторяться, поет:
Встретимся во тьме мы,
Встретимся в ночи.
Там, где звездный ветер
Солнце погасил.
Здесь, под сводом древа,
Хорошо молчать.
Полночь воскресает,
Чтоб память охранять.
Тени дней минувших,
Помнящих закат,
Все воспоминанья
В шепоте хранят.
Дремлют в лунном свете,
Им ангелы поют.
Встретимся во тьме мы, милый,
Где дни былые ждут.
Я не дышу, пока его голос нежно скользит от слова к слову, и не впускаю в себя его воспоминания, потому что хочу слышать каждую ноту. Когда мелодия начинает вновь повторяться, я присоединяюсь.
Благодаря идеальной памяти гравуара я уже выучила слова наизусть, так что мы поем вместе, и я срываюсь в высокое сопрано.
Холодный воздух подземелья вокруг колышется, и наша музыка вплетается в его дыхание. С закрытыми глазами существуют лишь наши голоса да перезвон крохотных колокольчиков.
Наши голоса взмывают вместе, дуэт возносится, пока не заполняет всю землю, пока не вздымается горами, взлетает на крыльях ветра и мчится к небесам, чтобы встряхнуть звезды.
И впервые я чувствую себя свободной.
Голос Эмерика обнимает меня, пронизывает, вплетает пальцы в мелодию, пробирается сквозь мое вибрато, занимая все пустоты. Перевиваются гласные. Согласные волнами набегают друг на друга.
Я не могу дышать, не могу думать. Вокруг лишь звезды, цвета и свет. Вверх-вниз по рукам снуют разряды, искры танцуют под кожей.
Как один, мы поем последнюю строчку, последним ударом разбиваясь о каменистый берег, усеянный лунным светом.
Я распахиваю глаза. Мы неотрывно смотрим друг на друга, тяжело дыша. Он стоит в паре дюймов, так близко, что я вижу каждую янтарную искорку в его темных, темных глазах. Каждый взмах этих черных ресниц. Каждый трепет нижней губы на вдохе.
Я пьяна его карамельным ароматом, отравлена жаром, что пышет меж нами.
Тихая мелодия кулона замедляется и останавливается, и мы замираем в тишине, прерываемой лишь тяжелым дыханием и стуком бурлящей крови в моих ушах.
Часы бьют час ночи, и я вздрагиваю всем телом.
Нельзя так петь – и так чувствовать себя – с кем-то еще. Я гравуар, тень в подземном мире мертвых. Я хватаю кулон с ладони Эмерика, не обращая внимания на то, как мозоли на его пальцах оставляют горящие следы на коже, и накидываю цепочку обратно на шею.
– Тебе пора. – Я пихаю ему книги по музыке, о которых чуть не забыла.
– Но…
– Возьми. Делай дыхательные упражнения. Тренируйся петь в нижнем регистре.
– Погоди!
– Помнишь, где выход?
Я чуть ли не бегу к двери склепа, чтобы распахнуть ее, и роюсь в кармане в поисках зажигалки.
– Да, но…
– Чудно. – Я выпихиваю его в катакомбы и бросаю ему зажигалку. – Увидимся завтра ночью. В то же время.
– Исда…
Я закрываю дверь так резко, что в воздух вздымается пыль.