Свет в окошке. Земные пути. Колодезь. Святослав Логинов
мясо с этими идиотскими бананами; так и видится картинка: жуирующий фарисей поучает бедную девушку. А ведь эта девушка за полчаса настоящей жизни, что выпали ей на долю, испытала такое, о чём ему за восемьдесят четыре года лишь слышать доводилось. Попалась бы ему эта мамаша, в нихиль бы закопал, чтобы и памяти не осталось.
– Пойдёмте отсюда, Анюта, – предложил Илья Ильич. – Покажете мне местные достопримечательности, а то я новичок, кроме Цитадели, ещё ничего не видал.
– А как же ваш брат? Он искать вас не станет?
– Простите, Анюта, но Илья мне не брат, а сын. На самом деле я старик, а это, ну вы знаете, можно омолодиться… Я понимаю, получается вроде обмана, но ходить стариком, страдать от немощи, когда так легко можно поправить здоровье… А Илья сюда не придёт.
Анюта легко вскочила из-за стола.
– Ну и пошли тогда. Я вам покажу самое красивое место в городе.
Они пошли по улице. Илья Ильич обратил внимание, что Анюта идёт просто, не срезая углов, как ходят люди, которым некуда торопиться или у которых очень мало денег. «Срезать углы» – одно из местных словечек, которые успел подцепить Илья Ильич. Это значит – ходить, скрадывая расстояние, так что через пару минут можно очутиться в любом районе города. Правда, такие прогулки стоят денег, хоть и небольших.
– Я всегда удивлялась, – щебетала Анюта, – что на том свете, сколько бы о человеке ни думали, он всё равно состарится и попадёт в Отработку.
– Там нет Отработки. Там человек просто старится, – сказал Илья Ильич, отметив про себя, что «тем светом» Анюта называет настоящую жизнь.
– Но ведь там тоже есть деньги. И что же, совсем-совсем нельзя снова стать молодым? Даже если очень много заплатить?
– Совсем, – сказал Илья Ильич. – Это было бы чудо.
– «Чудо, чудо! – все кричали. – Мы и слыхом не слыхали, чтобы льзя похорошеть», – продекламировала Анюта и добавила: – Значит, у нас тут жить лучше.
– Жить вообще лучше, – согласился Илья Ильич.
Они прошли мимо городского парка, куда можно было войти за шесть лямишек, свернули в сторону тихого голландского квартала. Здесь тоже было довольно много зелени, маленькие народы умеют и любят вспоминать дорогих покойников, так что голландцы и на том свете живут лучше многих. Невысокие дома расступились, открыв мощённую плиткой площадь. Пара скамеек, несколько бесплатных муниципальных кустиков и памятник посредине. На невысоком постаменте в мраморном кресле сидит худенькая старушка. Забытое вязанье распласталось на коленях, клубок скатился к ногам и ждёт шаловливого котёнка. Застывшее морщинистое лицо, в широко раскрытых глазах плавает масло безмыслия.
«Memento vita»[1], – гласит врезанная в камень надпись.
– Хорошо тому, у кого там бабушка осталась, – тихо произнесла Анюта.
Илья Ильич медленно покачал головой:
– Бабушки должны вспоминать подруг и своих бабушек…
Он хотел добавить, что каждый человек должен сполна прожить обе отпущенные ему жизни, но вовремя
1
Memento vita