Измена. После нее. Лила Каттен
в пространстве. Два человека любящие еще недавно так сумасшедше. С первой секунды…
А сейчас моя хрупкая и нежная Кира была сломана мной. Я предал ее. Предал нас.
Я готов содрать колени в кровь, но это не та цена, которая соизмерима с тем, что она испытывает сейчас. Есть ли вообще шанс на то, что женщина может простить то, что я совершил?
Что я должен сейчас делать? Что я должен сказать? Все было не совсем так? Я не смог сделать того, что собирался? Сделал наполовину? Какой же бред.
Как объяснить то, от чего сам прихожу в ужас? Как сказать ей, что она все, что я хочу. Будет ли это звучать так же, как звучит внутри меня? Где грань доверия, которую я сам того не ведая, стер в прошлую пятницу? Возможно ли ее восстановить?
Мои дети… моя Кира… моя семья… Кто я теперь в этом доме? Как объяснить им всем, что я все тот же Тимур, отец, муж, только совершивший ужасный поступок? Что я не превратился в то чудовище.
Она не смотрит на меня. Разочарование в каждом вдохе и выдохе, ударе пульса, взмахе ресниц и боль… ее боль, которой слишком много.
«Ты урод Тимур! Ты виновен!»
Я знаю. Знаю…
И больше всего, что меня размазывает это убитое доверие моей жены, дочери и сына. Кто я теперь в их глазах?
– Милая, я знаю, что мои слова сейчас только больнее сделают. Поэтому я прошу не торопись. Давай это будет пауза?
– Пауза? Думаешь, что после временной передышки я перестану видеть ту картину, смотря на тебя? Ты думаешь, что чертова пауза мне поможет? Этот город кажется мне спичечным коробком отныне, чтобы ходить на одних улицах и дышать одним воздухом с тобой. А ты думаешь я смогу когда-то жить с тобой в одном доме?
– Но у нас будет время, чтобы я тебе все рассказал.
– А ты уверен, что я хочу и буду это слушать? Твою очередную ложь, или же рассказ о том, как ты сломя голову и, оставив дома меня, пошел соблазнять ее?
– Кира, все не так. Совсем не так.
– А как? Ты переспал с ней ради контракта?
– Что? – не выдержав выкрикиваю свой вопрос. – Что за бред?
– Вот и я думаю, что все бред, кроме того, что и так лежит на поверхности. И этой правде, какой бы гнилой и отвратительной она ни была нет иного описания. А оправдания тем более.
– Малышка моя…
– И перестань кликать меня как животное. Хотя теперь я понимаю все эти «детка», «малышка». Сложно, наверное, было? «Кира», «Мира», – горько усмехается.
Пытаюсь встретиться с ее взглядом, но она не позволяет. Хочу поймать наш прежний контакт и все сказать. Она ускользает. Не желает видеть меня.
– Прости, больше не буду.
– Нам нужно решить важные вопросы…
– Кира, пойми, – перебиваю ее, потому что пришло время нести ответ. – То, что я натворил было и есть неправильно. Я знаю все сам, не нужно мне об этом говорить. Мне стыдно. И… самому противно настолько, что, когда ты отстранилась от меня, я был даже рад этому. Потому что знал, что ты этого не заслуживаешь. А рассказать тебе просто не мог. И мне жаль. Поверь, мне очень жаль, что ты все это видела.
– Ну