Корабельная сторона. Ольга Старушко
полутени,
смягченных линий или четких.
А жизни каждое мгновенье,
себе во всем противореча,
верно себе: то приз, то пеня…
То свет, то тень. То чёт, то нечет.
И мы, отринувши сомненья,
ступаем в снег. Зиме навстречу.
За деньги
Ах, уехать бы мне в Ярославль,
город с тысячной синей купюры!
На мосту встрепенусь ото сна:
лёд на Волге в разводах гравюрных.
На вокзале – эскорт, «мерседес»,
крепко сбитые парни в цивильном.
И казённый во всем интерес.
Даже пленка на лужах – чернильная.
Взгляды липнут, как деньги к деньгам,
перетянутым синей резиной.
И за стеклами синяя гарь
От заводов моторных и шинных.
Стиснуть зубы – скорей бы вокзал,
Дым из тамбура, кофе на столик…
Что ж, потратили день – и назад,
в стольный град. И цена ему стольник.
Сотрясение воздуха
Ветрено. Веет вдаль, вдоль бульвара Цветного.
Носит пыль перемолотого языками.
Те, кому не дано ни сказать, ни услышать слова,
воздух колеблют здесь, речи держа руками.
Черпая смысл из воздуха, из ниоткуда,
жестам внимая, и как внимая – мороз по коже —
ты осознаешь, какого сподоблен чуда,
раз говорить и дышать – не одно и то же.
В толпе, через каждое слово блюющей матом,
слух осквернен, словно вонью питья и пищи.
Воздух не сотрясай. Смолчи, ощутив утрату
речи, доставшейся даром.
Руками и правда – чище.
Библиофилия
Склад заветов. Запалов. Семян. Генофонд
обладавших пожизненно речью. Вербарий
ожидающих часа гамет и зигот:
створки тайны творения – парные твари.
Нас оплодотворит концентрация слов.
Алгоритм to be откровенно бинарен.
От заюзанных байблов дуальных эпплов
до корней языков наших, кельтов и арий,
от эдемовых куш до терновых кустов
тесен строй корешков и беснуется эхо.
И марают пеленки хлопчатых листов
наши чада, зачатые в библиотеках.
Уроки каллиграфии
I
Листай небеса, перелистывай!
И думай, вздыхая завистливо:
вольно же летать журавлю!
И в небо вонзаясь, как кистью,
крылом иероглифы вписывать
в излюбленном стиле фэн лю.
II
Прописан кисточкой полусухой
рассвет:
дома,
заборы,
стены,
крыши…
Зиме еще трудиться день-деньской,
чтоб черного
совсем не стало слышно,
чтоб крошкой льда
беда
или вина
под робкими шагами не хрустела.
И устилает поле тишина.
И мир заполнен
п а д а ю щ и м б е л ы м.
Заутреня
…И после изнурительной всенощной
мы – плоть от плоти