Холодные дни. Джим Батчер
всех темных и страшных существ замерла футов за двадцать от меня и Сариссы, а стены, пол и потолок начали излучать свет. Где-то с другой стороны гигантской копии моего старого подержанного дивана заиграла музыка – целый, охренеть, симфонический оркестр, вживую. Под самым сводом пещеры тысячи сгустков сверхъестественного света, роившихся в толще льда, стали быстро выстраиваться, словно флотилия синхронных пловцов, пока не образовали слова: «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ДРЕЗДЕН!»
В течение нескольких секунд я стоял с бешено колотящимся сердцем, бестолково озираясь вокруг.
– Ого. Угу.
Сарисса некоторое время изучала потолок, потом посмотрела на меня:
– Я не знала.
– Как и я, собственно, – сказал я. – Что, уже наступил Хэллоуин?
– Похоже на то, – откликнулась Сарисса.
Дальше все вообще съехало с катушек.
Они запели.
И пели они «С днем рождения».
Помните, я говорил, что от голоса малка у меня мурашки побежали по коже? Так вот в сравнении с надрывными воплями болотной кикиморы или жутковато-странным свистящим голосом мантикоры это вообще ничто. Гоблины не смогли бы поймать тональность, даже будь у нее ручки, а огромные, похожие на летучих мышей твари – воздушные войска Мэб, визжали почти на ультразвуке. Тролли, отвратительные гигантские головорезы ростом за десять футов, ревели, как сирена маяка, страдающая ларингитом.
Но сквозь всю эту какофонию прорезались голоса, улетавшие в другую крайность, голоса, выводящие мелодию с таким совершенством, с такой бритвенной точностью и ясностью, что хотелось вскрыть о нее вены. Люди всегда уподобляют красоту и добро, но это неверно. Среди подданных Зимнего Двора были существа потусторонней красоты, гипнотизирующе прекрасные, обезоруживающе великолепные, безумно восхительные, кровожадно притягательные. Даже в мире смертных многие хищники прекрасны, и если у вас достанет скорости и мотивации, вы успеете насладиться красотой, пока они убивают и пожирают вас. Как и все существа вокруг, Сидхе пели сейчас для меня, и я физически ощущал их давящее внимание, как жертва чувствует волну, порожденную движениями несущейся к ней акулы.
Такую музыку не слушают ради удовольствия. Когда она звучит, остаться в живых – уже везение.
Все голоса внезапно смолкли, и лишь кристальной чистоты альт выводил: «И еще, и еще, и еще многая, многая лета».
Толпа тварей внезапно раздалась, и из нее вышла девушка. Она остановилась на мгновение – для вящего драматического эффекта, дабы позволить всем полюбоваться собою.
Она снова изменила прическу. Теперь это был широченный ирокез, удлиненный кроме боковых участков головы, начисто выбритых, что позволяло видеть кончики ее слегка заостренных ушей. Волосы по-прежнему были окрашены в ледяные оттенки синего, зеленого и темно-фиолетового и зачесаны на одну сторону, делая ее похожей на Веронику Лейк[11] и придавая широким, очень широким глазам еще больше лукавой
Американская кинозвезда 1940-х, часто игравшая «фатальных женщин» в фильмах жанра «нуар».