Шепот тьмы. Келли Эндрю
бюстами. Две недели семестра, а Делейн уже назначала встречи, чтобы выпросить дополнительные баллы. Это было не очень приятно. – Дело не в том, что я не хочу участвовать. Просто мне трудно успевать за потоком обсуждения в классе.
Одна из тонко нарисованных карандашом бровей Бофорта выгнулась в драматическую дугу.
– Мне трудно в это поверить. Вы яркая, артикулированная молодая девушка. Мы с вами сейчас беседуем, и у вас замечательно получается. – Это было сказано как комплимент, хотя вряд ли таковым являлось. Делейн с трудом сдержала улыбку и неуверенно пробормотала:
– Спасибо.
Бофорт долго смотрела на нее, поджав тонкие губы.
– В любом случае, если вы чувствуете, что темп моих занятий оказался для вас слишком тяжелым, вы еще вполне можете отказаться от занятий. Вы ведь студентка, проходящая практику, верно?
– Да. – У Делейн заболел желудок.
– Я так и думала. – Бофорт провела тонкими пальцами по бумажному календарю на своем столе. – Получатели стипендий должны иметь средний балл 3,5, чтобы сохранять право на постоянную финансовую помощь. Участие составляет значительную часть вашей итоговой оценки. Если вы считаете, что не сможете найти в себе силы присоединиться к разговору, то я бы посоветовала вам тщательно пересмотреть свои перспективы.
– Я буду иметь это в виду, – сказала Делейн, изо всех сил стараясь не выдать дрожь в голосе. – Спасибо, что уделили мне время.
В коридоре Делейн стояла, прижавшись лбом к стеклу торгового автомата. Застрявший в катушках пакет с печеньем, который она выбрала, висел, не падая. Она повторно ткнула пальцем в кнопку. B-6. B-6. B-6. Печенье не сдвинулось с места.
Адья обещала Делейн, что ей не понадобится много времени, чтобы наверстать упущенное, но с каждым днем Делейн чувствовала все большее отставание. Дни сменяли друг друга, наполняясь переполненными аудиториями и приглушенной акустикой, звуками, которые отказывались встать на место, беседами, которые не поддавались осмыслению. Она записывала все, что слышала, но в итоге не получалось ровным счетом ничего – только частично сформированные концепции и незаконченные предложения, разрываемые то тут, то там сердитыми чернильными мазками.
Она сидела в студенческом центре и делала вид, что участвует в разговоре. Сидела в столовой и делала вид, что смеется над шутками Маккензи. Она чувствовала себя, как это часто бывало в людных местах, зажатой в ловушку на своей периферии. Одной ногой в мире бодрствования вместе со всеми, а другой – в тихом месте. В каком-то странном месте. Где безгранично одиноко. Без контекста, который служил бы якорем, звук пролетал между ее ушами, как пух одуванчика. Когда дни заканчивались, она тащилась обратно в аккуратный коридор общежития первокурсников, в беспорядочное убежище своей комнаты, и бросалась на кровать, чтобы унять головную боль. Ее мать все звонила и звонила, а она игнорировала ее, зная, что если ответит на звонок, то обязательно расплачется.
Маленькая хрупкая Делейн, всего пара недель в семестре, а уже сломалась.
Она