Парадокс пениса. Уроки жизни из мира животных. Эмили Уиллингем

      Введение

      Я впервые увидела член взрослого мужчины в 1980 г., когда еще училась в средней школе и даже не начала познавать прелести полового созревания. В Техасе было лето. Мы с младшим братом гостили у бабушки. От жары спасал только небольшой бассейн, и мы не упускали возможность в нем поплавать. В тот день во дворе работал садовник, обрезая кусты бирючины, которые грозили испортить прозрачную синеву воды своими листьями и крошечными, покрытыми пыльцой белыми цветками.

      Пока мы с братом плавали, бабушка, у которой были парализованы ноги – поэтому ей и нужно было нанимать кого-то для борьбы с разрастающимися кустами, – сидела в инвалидной коляске у края бассейна. В кармане коляски на случай чрезвычайной ситуации у нее лежал беспроводной телефон (новомодное в то время устройство). Примерно в трех метрах стоял сарай, в котором хранились надувные круги и другие игрушки для бассейна. Мы любили на них плавать, поэтому я пошла взять парочку.

      Я стояла в сарае, одетая в цельный темно-бордовый купальник и вся мокрая, думая, какая из разбросанных там слегка сдутых черных ватрушек нам больше подойдет, как вдруг справа от меня раздался звук «птсс». Я посмотрела в этом направлении. Через незанавешенное окно сарая я увидела садовника, стоящего вдали от посторонних глаз, в тени нависающих ветвей бирючины.

      Назовем его Эдди. Его штаны были расстегнуты, набухший член торчал наружу, а сам он, как я теперь понимаю, мастурбировал. Угрожающе ухмыляясь, он сделал мне знак подойти к нему. Но вместо этого я помчалась обратно к бассейну, нырнула в него с головой и оставалась там в полнейшем молчании, пытаясь осознать то, что только что произошло.

      Случившееся казалось мне нереальным. До того дня я ни разу за свои 12 лет не видела пениса взрослого мужчины, тем более в таком состоянии, не видела, чтобы кто-то делал с ним что-то подобное и тем более требовал моего участия.

      Тем не менее это произошло. Когда я всплыла на поверхность, Эдди уже стоял у бабушки за спиной. Он продолжал мастурбировать. Вынув пенис, он двигал рукой и презрительно смотрел на меня поверх бабушкиной головы. Весь его вид говорил о том, что он знает, что делает что-то плохое и что его действия должны меня напугать.

      Но тогда мне казалось, что член Эдди – это одно дело, а его угрожающее поведение – совершенно другое. Я была уверена, что, если попытаюсь каким-то образом остановить его, он сделает что-нибудь ужасное с моей бабушкой или причинит вред младшему брату, но мне даже в голову не приходило, что он может сделать это, используя свой член. Я просто знала, что он знал, что делает со своим пенисом что-то нехорошее, и это мое знание было одним из его инструментов запугивания.

      Когда отец забрал нас домой, я сразу же рассказала о случившемся маме. Я боялась, что Эдди собирается причинить физический вред бабушке, моему брату или мне, но, к моему удивлению, родителей гораздо больше взволновал тот факт, что он показал мне свой член.

      Член – вот в чем состоял его проступок и передо мной, и перед законом. Но тем не менее в тот момент меня заставило сидеть в бассейне именно ощущение опасности, которое исходило от Эдди с его физической силой и угрожающим видом. Именно поэтому я не рискнула взять телефон. Эдди угрожал мне, а не его член. Конечно, не таким должно было быть мое знакомство с пенисом.

      В конце концов Эдди сознался в содеянном, и, как сказали мне родители, его посадили в тюрьму. Только спустя 40 лет я, испытывая большое волнение, попыталась узнать, как сложилась его судьба. По всей видимости, после своего освобождения Эдди снова совершил что-то подобное – уже в другом месте.

      Не было и недели в моей жизни, чтобы я не вспомнила об этом случае. Это «навеки врезалось в мой гиппокамп», как выразилась Кристин Блейзи Форд, когда давала показания против Бретта Кавано[1]. Я не могу смотреть на кусты бирючины или чувствовать ее запах, не вспоминая Эдди. Но только совсем недавно я начала размышлять о его пенисе и том, что именно этот случай стал